Чипсы

Гуревич Рахиль

Мы молчали. Илька озадаченно спросил:

– - Ты это к чему, мама? Неужели к ОФП?

– - Можно выйти из нашего нового склада-домика и пешком дойти хоть до Миршевского моря (так мирошевчане называли пруд), хоть до Иглы, хоть до Семенного... Мы собираем травы, у меня грандиозные планы. Мы будем сушить, паковать...

– - Ты это к чему?
– опять переспросил Илька.

– - Да к тому, что мы работаем, а не развлекаемся. У нас нет дач на бывших полях. Мы ездим только на Волгу в августе, на родину. Мы не прожигаем жизнь по курортам.

– - А они, значит, прожигают?

– - Да. И поля будут мстить дачникам. И дети у этих потребителей - пустые.

– - Макс--пустой, --

сказала я.
– Я это чувствую. Ему и правда всё по фиг.

– - Ариша! Что за "по фиг"! Нахваталась. Да... Ну и прилипчивые они. Преследуют Аришу. Но папа так и предполагал. Они будут мстить долго и методично. Тут ещё от Евгении Станиславовны многое зависит. Я поэтому в родительский комитет и вошла, и с Леной общаюсь, чтобы -- вроде бы всё нормально. У них идея - сделать кафе у заправок. И чтобы наши элитные чаИ были там. Подороже конечно, чем трухля из пакетиков, но хорошие чаИ.

– - Арина в классе рулит и без твоих родительских комитетов.
– - сказал Илька.
– - Успокойся.

Это была правда. Я действительно стала в классе на первых ролях. Как говорят бандиты - в фаворе.

Евгения Станиславовна после случая Молюском меня полюбила. Я только сейчас понимаю, как она была мне благодарна. Молюск был разрушитель. Наверное он был несчастный. Я вспоминаю его выцветшую какую-то заморенную жизнью маму. Дэн мне рассказал как их с Молюском приняли в гимназию. Их прадеды были уроженцами Мирошева, воевали и их имена были высечены на камне мемориала. А гимназии нужны были такие дети для отчёта. Дэн был старательный и послушный, а Молюск был нервный, бешеный. "Достаточно одного ребёнка, чтобы разбудоражить целый класс. Мне такие дети не нужны", -- я слышала как говорила кому-то так Евгения Станиславовна. Мумия любила порядок и предсказуемость. Ей нужен был каратель из детской среды. Она выбрала меня. Если на перемене возникала ссора или драка, Евгения Станиславовна выглядывала с чашкой чая из учительской, кричала:

– - Арина! Что там?

Я за шкирки втаскивала в учительскую драчунов, они боялись меня и покорно шли. Если я не сразу догоняла кого-то, если кто-то пытался спастись бегством, я всё равно догоняла и тогда очень сильно толкала в спину. Именно поэтому меня все и слушались, все люди боятся боли.

На продлёнке, играя в салки, я тоже стала толкать сильно. Мне это нравилось всё больше и больше. Если мне говорили:

– - Э-ээ. Ты чё?

– - Осалила!
– отвечала я, делая невинные глаза.

Я почувствовала силу, её власть над более слабыми. Я уверилась, что сила в конечном счёте решает всё. Я хорошо училась. Но в классе лучше всех учился Дэн. По английскому я не знала ничего. Сидела на английском с Дэном и всё у него сдувала.

Маму это раздражало. Если дома я вдруг делала ошибку по русскому, она кричала:

– - Вон у вас нищий мальчик сам учится. Сам! Брат старший под следствием! Семья малоимущая. Ездит аж с Иголки. А лучше всех учится! Ну неужели нельзя, Арина, без ошибок? Срочно иди заваривай мяту с мёдом!

– - Ничего они не нищие, -- защищал Дэна Илька.
– И ничего старший брат у него не под следствием! Он со мной в классе, мой друг.

– - То есть ты обвиняешь меня во вранье?
– это мама сказала по-татарски. Но я знала эту фразу. Она только так и начинала все перебранки с Илькой. На этот раз Илька согласился с мамой на удивление быстро. Я хлопала глазами. Илька сказал мне:

– - Оказывается у них три брата. Я со средним учусь. Всё равно Димон - мой друг. Самый лучший друг!

В этот год, мама изменилась бесповоротно и навсегда. В школе маме все учителя улыбались, а все родители с ней здоровались, и мои одноклассники тоже. В больничке, в поликлинике нас принимали без очереди. Постепенно мама привыкла к "особому положению". Особое положение... Дачу папа не покупал не потому что не мог, а потому что боялся за нашу безопасность. Он же работал в отделе по наркотикам. А это - риск на всю жизнь. Наркоманы - всегда фактор риска, они могут надолго затаить обиду, выжидать и жестоко отомстить за своих родственников не наркодельцам, но следователям, которые во всём виноваты - следователи же ведут дела, по которым сажают в тюрьму. И когда папа ушёл с оперативной работы, он вёл дела по своей специализации негласно... Тогда же папа часто стал консультироваться с мамой по поводу "травки". Мама объясняла, что скорее всего собирают наши "беднейшие слои", как легко это всё приготовить, этот дурман, если соблюдать режимы просушки и вылёживания сырья. Папа приглашал маму иногда и в свой бывший отдел, она читала там что-то вроде "лекции". Её лекции очень помогали операм, потому что мама называла специфические реакции организма при курении трав нашей полосы, и особенно специфические психореакции при абстинентном синдроме, которые не так явны, как обыкновенные ломки, которые ни с чем не спутаешь - ведь мама нагляделась этого пока училась и работала в Казани. Мама часто вспоминала казанские обиды после лекций: теперь её просят разъяснять, объяснять, а тогда наказали.

– Вот в Казани мы торговали на рынке. Что в этом такого? Мы же неворованным торговали. Сами же сушили травы. А нас потом так опозорили. На всё училище.

– - Вы торговали без лицензии, -- сказал папа.

– - Тогда все торговали без лицензий.

– - Но ты могла отравить своими травами, Инга. Вы же и ядовитыми торговали.

– - Но мы же предупреждали, Геночка. Мы же в микродозах!
– - нервничала мама.
– От нас все отвернулись. Нам снизили оценки на защите. Мне до сих пор больно. Это ранит человека в самую душу.

По пятницам вслед за Дэном я стала ходить на кружок "Солёное тесто". Конечно же и Макс стал ходить с нами. Он прогуливал гимнастику. К весне вдруг оказалось, что мы втроём, без Златы, нормально тусили на кружке. Если не принимать во внимание, что Макс периодически, к месту и не к месту, говорил мне:

– - Чипсы хочешь?

– - Нет, -- неизменно отвечала я суровым голосом.

– - А зря. Я тогда так обиделся на тебя, Аря...

– - Не называй меня Арей!

– - Вот... Я так обиделся на тебя, Ряска...

– - Не называй её Ряской, -- вступался за меня Дэн.

– - А теперь жалею. И что ты ушла с гимнастики? Злату перевели в среднюю группу. У неё теперь тренер - мужик. Молюск вообще обнаглел, на меня кидается. Скучно. Может вернёшься?

– - Нет.

– - Почему?

– - А ты как думаешь?

– - Э-эх... Так бы поймал тебя в раздевалке , напихал тебе в рот чипсов, мама твоя бы прибежала, нажаловалась тренерше, и меня бы выгнали. Надоело. Ноги болят, руки болят...

– - Не прибежала бы, -- ответила я Максу.

– - Да ладно. Я просто фантазирую.

Из солёного теста Макс пытался лепить не косички, тарелочки или цветы, а фигурки гимнасток. И вначале это были страхи-страхи, а потом стали выходить действительно фигурки. Но толстые. Тонкие из солёного теста не выходят.

Когда было много народу, теста на всех не хватало - и тогда Дэн отдавал мне своё, а сам - просто сидел и смотрел, как я леплю.

– - Эх...

– - Что "эх"?

– - Ну... жалко что на тесте нельзя выцарапывать как на пластилине, -- зашептал мне на ухо Дэн.
– - Я бы тогда сделал пласт и выцарапал какие-нибудь буквы...