Чистая душа
Шрифт:
Какое-то время, довольный, он возносил всевышнему молитвы за достигнутое благополучие, но вскоре, под впечатлением услышанного и прочитанного в газетах и книгах, беспокойное его сердце снова заволновалось — накопленное богатство стало ему казаться не даром божьим, а тайным грехом, тревожащим его совесть.
А чтобы читать газеты или книги, ему не нужно было даже ходить в клуб — сыновья дома имели достаточно разной литературы: старший, бригадир, заочно учился на агронома, а младший был секретарем комсомольской организации.
Захар понял: счастье колхозника не в тех запасах, которые он накапливает у себя дома, а в увеличении общественного хозяйства и
Вскоре Захара ввели в комиссию по качеству, затем назначили бригадиром и выбрали членом правления колхоза.
Захар стал Захаром Петровичем.
10
Когда Захар Петрович работал бригадиром, им заинтересовался приехавший из районного центра товарищ. И хотя одет он был в зеленую гимнастерку из бостона и синие галифе, а на ногах его поблескивали хромовые сапоги — так тогда обычно одевались районные руководители, — Захар Петрович почему-то принял его за писателя — уж больно тот был душевным, обходительным.
Приезжий долго беседовал с Захаром Петровичем о его работе, о том, что мешает достижению еще больших успехов. Захар Петрович на каждый вопрос отвечал обстоятельно и с удовольствием — беседа с человеком, на лице которого лежала печать ума, образованности, а в глазах светилось большое уважение к людям, доставляла ему огромное наслаждение. Особенно приятным было уважительное обращение на «вы» и бесконечное повторение слова «извините» перед тем, как задать новый, с точки зрения приезжего, несколько щепетильный, вопрос. Это поднимало Захара Петровича в своих собственных глазах, позволяло чувствовать себя человеком нужным и достойным такого обходительного обращения.
Впоследствии, узнав, что беседовавший с ним симпатичный человек — новый секретарь райкома, Захар Петрович удивился и от души пожалел его: «Ах, бедняжка, такой добрый и на такой ответственной работе… Как бы ему шею не сломали…»
Однако на поверку Угланов оказался не таким уж и добреньким, как это представилось Захару Петровичу поначалу. Хорошо познакомившись со многими членами колхоза «Труд» и с их делами, он пригласил на беседу председателя колхоза.
— Хотя ваш колхоз по производственным показателям и не на плохом счету, — прямо сказал он, — но стиль вашей работы с точки зрения сегодняшнего дня безнадежно устарел…
И он развил мысль о том, что стимулом увеличения производительности труда колхозника в наше время должно быть не только увеличение веса колхозного трудодня, но и сознание каждым общегосударственного значения своего труда, что только на этом пути можно добиться дальнейшего подъема колхозного хозяйства.
В конце беседы он попросил помочь людьми и лошадьми находящемуся в тяжелом положении соседнему колхозу.
Председатель колхоза не возразил Угланову, но про себя подумал: «Таких просьб будет еще много, и если все их выполнять, и не заметишь, как твой собственный колхоз станет отсталым». И тут же решил забыть о просьбе Угланова. Но, на его беду, сам Угланов об этом разговоре не забыл. Через некоторое время он снова наведался в колхоз и попросил собрать заседание правления совместно с колхозным активом. Колхозники поддержали просьбу секретаря райкома, председатель правления снова не возразил ни одним словом, но когда дело коснулась претворения в жизнь принятого решения, продолжал гнуть свою линию. «Главная наша задача, — рассуждал
Но секретарь не хотел извинять и теперь не выпускал из поля своего зрения каждый его шаг и очень скоро убедился, что председатель упрямо стоит на своем. Тогда-то он и предложил заслушать на общем собрании отчет о работе правления.
Вот на этом-то собрании упрямый председатель впервые понял, в чем сила «доброго секретаря» и как велика эта сила. Он был уверен, что секретарь и сегодня не изменит своему характеру, что и сегодня, по обыкновению, с улыбкой поздоровается с ним, расспросит о житье-бытье. Но этого не произошло. Да, Угланов и сегодня каждого расспрашивал о житье-бытье… Но только не Дубцова, как будто председателя вовсе и не было в зале, как будто для Угланова он превратился в невидимку. И это сначала бросило председателя в жар, а затем заставило похолодеть — он догадался, что совершил непоправимую уже теперь ошибку. Ему стало страшно — показалось, что не только Угланов, но и все колхозники перестали замечать его.
Но самое страшное оказалось впереди.
Как только он закончил отчет, Угланов его «заметил» и стал задавать ему вопросы, от которых его пот прошибал. А собрание вопросы секретаря встречало взрывами одобрительного смеха и бурными аплодисментами…
И наконец, грянула буря — колхозники заговорили, и заговорили так, что Угланову оставалось только поддержать их и подвести некоторые итоги.
— Здесь многие товарищи, — сказал он своим обычным, мягким и неторопливым голосом, — многие критиковали своего председателя. И хотя я и не считаю его вовсе безнадежным человеком, но, если говорить откровенно, он, судя по его практике, не отвечает требованиям, которые сейчас стоят перед председателем колхоза…
Говорил он недолго, а в заключение предложил избрать председателем колхоза Захара Петровича, И предложение его было встречено аплодисментами.
Случилось это за несколько месяцев до войны, а через пятнадцать — двадцать дней после ее начала Угланов вызвал Захара Петровича.
11
Встретил он Захара Петровича, как обычно, приветливо, с улыбкой. Только о житье-бытье почти не расспрашивал, сразу же перешел к главному, из-за чего вызвал.
— Обстоятельства осложняются, Захар Петрович, — сказал он озабоченно, — враг подходит все ближе.
Захар Петрович только вздохнул:
— Да, дела не из лучших.
— Не думаете ли вы, Захар Петрович, что враг может объявиться и в нашем районе?
— Правду говоря, думал, товарищ Угланов…
— Да, не думать об этом нам нельзя… А что вы думаете делать в том случае, если это произойдет?
— Я думаю, — медленно, с трудом выталкивая слова, ответил Захар Петрович, — что нам надо постараться успеть собрать созревшие и зреющие хлеба и сдать зерно в закрома государства.
— А если останутся недозревшие?
— Как партия велит, так и сделаем…
— Понятно… А что вы сами думаете делать? Ведь вы хотя и не член партии, но все же видный активист, и враг не будет смотреть на вас как на рядового колхозника. Вам придется уехать в тыл…
— Я не думаю покидать село, товарищ Угланов, — угрюмо перебил Захар Петрович.
Угланов испытующие посмотрел на Захара Петровича:
— Но ведь тем, кто остается в районах, занятых врагом, партия поручает трудные дела…