Чиж: рожден, чтобы играть. Авторизованная биография
Шрифт:
— Два или три года, — говорит Чернецкий, — у нас было такое соревнование: он приезжал с новыми песнями, а я под впечатлением сочинял что-то свое. На меня влияла его музыкальная подкованность: мои мелодии, по сравнению с его, были простейшими. А он, думаю, наоборот, что-то черпал для себя из моих текстов. Мы так друг на друга влияли. Подстегивали, кто больше-лучше...
Август 1991: «БГ и его маленький партизанский отряд»
Симпатия Гребенщикова к харьковчанам, казалось, никогда не иссякнет. Вскоре после рок-паломничества он предложил «Разным» совершить с 15 по 28 августа совместное турне по городам Сибири. Эта акция была названа «БГ и Его Маленький Партизанский Отряд».
Музыканты двух групп встретились в Новосибирске. Чижа, успевшего зарасти бородой, Борис Борисыч приветствовал словами: «Ну, ты прям как Харрисон!..» Вечером все собрались в одном гостиничном номере. У Чижа была давняя мечта сыграть с БГ сейшен: «Все напились водки, пыхнули “травы”, БГ достает свою гитару, и погнали-поехали! Начиная от Боба Дилана и заканчивая Джоном Ли Хукером. И я понял, что в музыке мы где-то идем одинаково. Конечно, он более умудренный человек, более уважаемый, но так, чтобы смотреть на него снизу вверх, — нет».
В сибирский тур Чиж привез свежую вещь — «Она не вышла замуж». Ему была очень интересна реакция «аквариумцев» («Думаю, сейчас спою, и аплодисменты раздадутся — все-таки о музыкантах песня!»). Но когда Чиж закончил, БГ равнодушно заметил: «Да-а, душещипательная история», одной фразой вернув его с небес на землю.
— «Она не вышла замуж» показалась мне кабаком, Шуфутинским, — говорит Борис Борисыч. — Но потом я сразу же услышал «Поход» и понял, что все-таки в Чиже не ошибся...
Первый концерт в новосибирском Доме ученых снимало местное ТВ. «Разные люди» выступали перед Гребенщиковым, «на разогреве». После того как Чиж спел «По леву руку — конопелюшка, по праву руку — анаша», испуганные телевизионщики выключили камеру. БГ, в свою очередь, честно предупредил их, что у Чижа все песни «об этом».
По Сибири «партизаны» перемещались на взятом в аренду самолете ЯК-40. По сути, это был первый (и последний) в советской истории авиа-рок-тур. Тяготы перелетов скрашивал ящик светлого вермута, который стоял в хвосте самолета. Время от времени туда пробирался кто-то из музыкантов, опрокидывал полстакана и, довольный, падал в свое кресло.
Олег Гончаров по прозвищу Острие Бревна (присвоено персонально Гребенщиковым из-за привычки Гончарова резать в глаза правду-матку) был звукооператором «БГ-бэнда». В сибирском туре ему приходилось отстраивать саунд обеих групп.
— Боря тогда обкатывал «Русский альбом», и мы играли акустику, без барабанов, — вспоминает Олег. — А первыми выходили «Разные» — простые, хорошие парни — и вламывали так, что нехило было! Публика встречала их мощно.
— Борисычу приходилось туго с его спокойными, светлыми песнями после нашего раздолбайства, — говорит Чиж. — Первые две-три вещи ему было сложно народ перестроить. Из зала по инерции кричали: «Рок давай!» — и Борис нервничал. К счастью, семьдесят процентов зрителей были всё же не панки, а те, кто конкретно пришел на БГ.
(На самом деле рейтинг зрительских симпатий, если не врут очевидцы, был таким: самые красивые фанатки-сибирячки пытались «подлезть» именно под «Разных людей».)
В разгар гастролей — 19-го августа — «партизаны» узнали о коммунистическом перевороте. Прилетев из Иркутска в Усть-Илимск, они всю ночь выпивали в большой задумчивости. Кто-то вспомнил про чилийский путч 1973 года, когда озверевшая солдатня отрубила пальцы уличному гитаристу-социалисту Виктору О’Хара. Наша «красная хунта» (под псевдонимом «ГКЧП») могла начать подобную экзекуцию прямиком с головы. После жаркой дискуссии «БГ и его партизанский отряд» принял резолюцию: «Уходим в тайгу, чтобы партизанить по-настоящему!»
Но, к счастью, молодая демократия в России всё же победила, а 25 августа, на последнем концерте в Томске, случилось то, чего «РЛ» никак не ожидали.
— Мы зашли в гримерку, — вспоминает Чиж, — и Олежек Сакмаров с хитрым лицом говорит: «Мы тут подумали: хорош перед нами играть — сыграйте после нас. Ребята вы молодые, давайте!» Я радостный прибегаю: «Пацаны, мы играем вторыми!..» Они мрачно: «Чувак, это подстава. Сейчас люди БГ отслушают и свалят». «Да и фиг с ним! — говорю. — Заодно и проверим себя». Да, люди уходили. Но многие остались. Им, наверное, было просто интересно, что это за «темная лошадка» такая? Почему она играет после Гребенщикова? Мы вышли, стали лабать, и больше из зала никто не ушел. Ни один человек.
Эту радость смазал конфликт с Климом. Тур начался с того, что он опоздал на самолет, — «Разные» улетели без него и первый концерт отыграли втроем.
— Паша позвонил из Новосибирска, — вспоминает Чернецкий, который тогда остался в Харькове. — «Передай Климу, что мы на него не обижаемся». Он тогда сильно пил — у него была конфронтация с Чижом, потому что Серега был на голову выше его как инструменталист, как гитарист. Клим принимал это близко к сердцу. Другие этой трещинки не замечали. Все видели, что Чиж просто лучше играет, и трагедии в этом для группы не было — наоборот, всех это устраивало. Но была, конечно, личная трагедия, очень сильная.
До прихода «дзержинского гостя» Клим ощущал себя в группе вполне комфортно. Манера его игры, странным образом сложившаяся из увлечения ZZ Top с их мускулистыми риффами и арт-роковыми King Crimson, как нельзя лучше подходила для той эклектичной музыки, которую играли «РЛ». Каждую свою гитарную партию он старался приблизить к акустическому варианту, чтобы дать простор вокалу Чернецкого. Чиж всегда сравнивал Клима с Китом Ричардсом из Rolling Stones — оба никогда не были ярко выраженными соло-гитаристами, но не знали себе равных во всем, что касалось риффов и аранжировок.
— Не уверен, пошел бы я к «Разным», зная наперед, что такое может произойти, — говорит Чиж. — Потому что цена дорогая. К Лешке Сечкину я относился как к лепшему корешу. Сашка — гений для меня. Павел — надежен, крепок, только скажи: он придет и поможет. А к Климу я почему-то относился и отношусь как к брату. Помню, мы сидели с москвичами из «Веселых картинок» в «Тихом уголке», пили спирт и слушали Eagles. Позвонил Клим и сказал: всё, я из группы ухожу. И мне вдруг стало так обидно, что я сел на диван и заревел. От отчаяния, от того, что ничего не могу сделать. Если Клим уходит, значит группе приходит конец... А он, зараза, потом еще несколько раз звонил — примерно раз в три месяца — и мрачным голосом говорил: «Так, Николаич, я ухожу. Я понял, что ты круче». — «Клим, погоди, хочешь, я приеду?» — «Не надо, я всё понял...» Потом я с этим смирился, знал, что это пройдет, — по пьяни он сидит, накручивает сам себя... Поэтому мне было страшно тяжело, когда Клим взял и ушел из гостиницы. Из-за какой-то херни: кто-то кинул арбузную корку и попал в него. Всё! Он собрал свои вещи, гитару. Мы с Пашкой выбежали на улицу: «Чувак, давай тур откатаем, иначе — подстава». Когда он вернулся, у меня как камень с души свалился...