Чиж: рожден, чтобы играть. Авторизованная биография
Шрифт:
Когда Чиж пел: «К тому же пригласили на гастроли в Копенгаген его, / все кричали: “Добился-таки своего!..”», он вкладывал в эти строчки бездну иронии — в какую заграницу могли выпустить музыканта-бомжа? Разве что в Рио-де-Житомир.
Но после распада СССР времена быстро менялись. В ноябре 1991-го снова «аукнулись» Соловки — корреспондент столичного журнала «РокАда» Марина Радина, которая прониклась симпатией к самобытному бэнду, устроила «Разным» приглашение на фестиваль в Ганновер, родной город Scorpions. Это была первая зарубежная поездка Чижа, для которой хитрым маневром — через Москву — был оформлен первый в его жизни загранпаспорт.
В
Возлияния продолжались вплоть до отъезда на родину, поскольку заграница вызывала у «Разных» самый настоящий шок. Здесь свободно продавались гитары «Gibson», безработные носили джинсы и лопали бананы, а в доме немецкого журналиста, который их приютил, Чиж впервые увидел чудо техники — CD-проигрыватель — и был просто ошеломлен чистотой звука.
Словно упрекая немцев за это буржуйство, Чиж в интервью для газеты «Neue Press» не без пафоса заметил: «У вас устраивают концерты для удовольствия, а у нас они были формой борьбы». Видимо, поэтому журналист окрестил харьковских рокеров «музыкальными диссидентами», хотя правильнее было бы назвать их «провокаторами».
— Мы сидели в гримерке и выпивали с музыкантами, — рассказывает Чиж. — Спрашиваем одного немца: «Знаешь, что такое “Белый Медведь”?..» Он искренне заинтересовался. А «Белый Медведь» — это когда в каждой руке по стакану водки. Немец глазами хлопает. «А чего ты смотришь? Пьешь и запиваешь». На сцену он так и не вышел. Срубился.
Концерты проходили в евангелистском молодежном центре. Вместе с «РЛ» выступили группы «Urban Folk» из Шотландии и немецкая «Lineout Connection». Неизгладимое впечатление произвела на Чижа шотландская барышня с аккордеоном: «Она так шпарила на инструменте — у меня чуть башню не снесло!.. Абсолютно другая манера. Научиться этому можно, другое дело, что они это с пеленок впитывают».
Долгие годы между СССР и всем остальным миром высилась глухая стена. Бывшим обитателям «музыкального Зимбабве» было непонятно, в какой системе координат они находятся, чего стоят сами по себе. В Ганновере из Чижа естественным образом ушло то, что так старательно выколачивали (нередко вместе с мозгами) из головы советского человека, — «низкопоклонство перед Западом». Наблюдая коллег-иностранцев, он сделал вывод, что уровень «РЛ» как бэнда нисколько не хуже.
— Когда мы спели а капелльно «Черного ворона» (по-моему, на бис), инструментов нету, просто стоим, как «Песняры», — я смотрю в зал, а немцы плачут. Натурально, серьезно — стоят немцы и немки, и у них слезы текут. Эх, ни хера себе, думаю, вот это мы дали!.. И быстрее в гримерку — еще сто грамм принять...
«Разные» так понравились ганноверцам, что их попросили сыграть сольный концерт. На него Чиж пришел в новых ботинках, купленных на выданный гонорар. Это были башмаки из комбинированной черно-коричневой кожи, прочные и красивые [77] . (Особый кайф заключался в том, что Чиж, как и Ленин, носит неходовой 38-й размер, который в советских магазинах встречался крайне редко.) Оставшиеся семьдесят дойчемарок он привез в Харьков — дома, как обычно, не было ни копейки.
77
Чиж проносил
Кстати, через месяц Scorpions, которых харьковчане так и не встретили на ганноверских улочках, нанесли повторный визит в Москву (в 1989 году они уже дали концерт в Лужниках). Беседуя с бывшим лидером КПСС М. Горбачевым, монстры тевтонского рока пошутили: «Наши предки пришли сюда с танками, а мы — с гитарами!»
В этой мрачной шутке была только доля шутки. После развала СССР начался настоящий музыкальный Drang nach Osten — на постсоветское пространство хлынул поток западных пластинок, видео- и аудиокассет. Этот девятый вал грозил утопить всех отечественных исполнителей.
В независимой Украине были свои нюансы. Первое время здесь случались национальные перехлесты: петь на русском считалось непатриотичным. (Впрочем, в Харькове проблема «западэнщины», насаждения украинского языка, так остро никогда не стояла.)
Но главная проблема была в другом. Перефразируя слова Александра Гениса о советском арт-андеграунде, можно сказать, что вплоть до перестроечного времени сов-рок совершал героические усилия, чтобы удержаться на наклонной поверхности, по которой СССР скатывался к остальному миру. Август 1991-го наступил рокеру на пальцы — руки разжались, и советский рок упал в пропасть... Кончилась социальность. Рокеры перестали бичевать «совок». Песни стали другими. Может быть, музыкальней.
Отныне рок-музыка стала жить по законам рыночной экономики. Об этом еще весной 1991-го предупреждала «Комсомольская правда»: «Из рока нельзя вычесть понятия шоу, проблемы аппаратуры, зала, системы рекламы и торговли и еще тысячи мелочей. Нужен профессионализм и профессионалы».
1992: «Цыганская слободка»
Богема — материально не обеспеченные люди свободных профессий, ведущие легкомысленный и беспорядочный образ жизни; узкий индивидуализм и распущенность — их характерные особенности.
Прошедший 1991 год был для «РЛ» весьма бурным: масса событий, масса впечатлений. На его исходе, 19 декабря, Чернецкому сделали в Питере сложнейшую хирургическую операцию. С этого момента тяжело, но уверенно он пошел на поправку.
— Первые годы с Чижом, с 89-го по 92-й, это были годы самой сумбурной, самой беспечной жизни «Разных людей», — говорит Чернецкий. — Причем я то играл в группе, то не играл, это было неважно, несущественно — группа была самодостаточна. И телега «Разных людей» всё равно продолжала катиться...
Но в 1992 году колеса «телеги» основательно увязли. Экономический кризис в бывшем Союзе заставил людей надолго позабыть о зрелищах. Посещаемость концертов катастрофически упала. Если раньше у «РЛ» случались гастроли, за которые платили хотя бы мизерные гонорары, то теперь группу никуда не приглашали. Все парни имели семьи, и это заставляло думать о деньгах. Паша Михайленко занялся продажей стиральных машин и утюгов, Клим — препарата «Гербалайф», Леша Сечкин стал «челночить» в Польшу. Музыка отошла на второй план. Как тогда казалось — временно.