Чосер
Шрифт:
на биваке, других же захватили, когда они группами мародерствовали в полях”. Весьма
вероятно, Чосер принимал участие в одной из таких вылазок воинов, отчаянно нуждавшихся
в продовольствии и припасах, под снегом и дождем рыскавших по окрестностям.
Четыре месяца спустя из плена его выкупили за шестнадцать фунтов – сумму, вполне
достойную valettus’a, или йомена, которым, надо думать, Чосер к тому времени стал. В
позднейшем творчестве своем Чосер никогда не касался
французских своих современников, нередко пускавшихся в автобиографические
воспоминания о своих военных приключениях. Однако в “Храме Славы” все же есть образ
“стремительно летящего ядра”, и там же поэт пишет о звуках горна и рога, которыми
поднимали дух воинов.
Будь прокляты те звуки горна
И рога, что позвал нас в бой,
В котором столько крови пролилось.
Собственные ли впечатления вызвали к жизни эти строки, или же это всего лишь игра
воображения – вопрос, остающийся открытым. “Рассказ Рыцаря” уснащают староанглийские
обороты и аллитерации. К лично пережитому тут примешивается почерпнутое из книг:
“Скрежещет сабли сталь о сталь кольчуги…” Чосера часто относят к “книжным поэтам”, и
сам он весьма старался представить себя таковым. Он словно бежал от непосредственных
впечатлений, укрываясь в волшебной стране искусства. Вообще поле битвы и гибельные
противостояния кажутся не самым подходящим местом для учтивого и дипломатичного
Чосера. Однако известно, что семь месяцев спустя он возвращается во Францию к принцу
Лайонелю, который вел там переговоры о мире, и, благодаря своему положению и репутации
человека ответственного, выступает его порученцем: доставляет в Англию его личную
корреспонденцию. Несмотря на молодость, Чосер являлся заметной фигурой при дворе. Ему
предстояли успешная карьера и благородное поприще.
Как проходила жизнь Чосера в течение нескольких лет после французской кампании
1359–1360 годов, остается неизвестным, события нигде не зафиксированы. В 1361 году
принца Лайонеля направляют в его ирландские владения, но свидетельств, что и молодой
паж отправляется с ним, у нас нет. Возможно, Чосер остается в Англии, но о его занятиях и
обязанностях с 1360 по 1367 год мы сведений не имеем. Так же скрыты от нас и несколько
лет жизни молодого Шекспира – счастливое совпадение выпавших из поля нашего зрения
лет, призванное напоминать биографам, что не все в человеке доступно пониманию.
Высказывалась догадка, что Чосер в это время поступает на службу к Джону Гонту; тот
факт, что Гонт становится
содержание, опровергнуть невозможно. Другие полагают, что по отъезде Лайонела в
Ирландию молодой паж стал служить непосредственно при дворе Эдуарда III; в официальном документе от июня 1367 года упомянут “Джеффри Чосер”, йомен на службе
двора – “noster valletus”, то есть наш слуга, но это может означать, что такого звания Чосер
удостаивается лишь в это время. Правда, с тех пор и впредь следуют постоянные
упоминания его в числе “приближенных” суверена, путешествующих всегда под охраной
короны.
Бытует и третье предположение – весьма любопытное, так как оно выводит Чосера за
пределы королевского двора. В XVI веке один из биографов и издателей Чосера Томас Шпет
утверждал, что Чосер изучал юриспруденцию в лондонском Внутреннем Темпле и что
“много лет спустя магистр Бакли обнаружил в архиве заведения запись о том, что с Джеффри
Чосера был взыскан штраф в два шиллинга за побои, нанесенные им проходившему по улице
брату францисканцу”. Предположением, что Чосер обучался юриспруденции, можно было
бы пренебречь, отбросив его как домысел тех, кто верит, что всякая ученость поэта есть
неизбежное следствие благотворного влияния, которое оказало на него систематическое
образование, подобное тому, что некогда получили они сами. Им невдомек, что гений
потому и гений, что может произрасти и расцвесть в условиях, казалось бы, самых
неподходящих. Ведь говорил же Джон Диккенс о знаменитом своем сыне: “Можно сказать, сэр, что выучил он себя сам”. Однако существуют косвенные подтверждения некоторой
двойственности свидетельства Шпета. Бакли на самом деле был хранителем архива
Внутреннего Темпла, а штраф за оскорбление действием, который присудили Чосеру, был в
то время в порядке вещей. Большинство современников Шпета придерживались мнения, что
Чосер обучался в Оксфорде или Кембридже, а Темпл уж конечно учеников не принимал. Так
что сенсационное сообщение Шпета вызывает удивление и интерес, но вовсе не гарантирует
правдивости предоставленной им информации. Бакли мог желать во что бы то ни стало
связать того, кто считался основоположником английской литературы, с учреждением, к
деятельности которого был сам причастен, и мог употребить для этого какие угодно
средства. Оскорбление физическим действием монаха-францисканца вполне соответствовало
бы репутации раннего провозвестника протестантизма, которой пользовался Чосер. Иными