Чосер
Шрифт:
словами, версия эта не вполне убедительна, но, с другой стороны, здравый смысл и
практичность служителей Церкви допускают возможность приема учеников в Темпл XIV
века. Путь в юриспруденцию и овладение всеми ее премудростями были делом долгим, трудоемким и сопряженным с известными опасностями. Сохранились исторические
свидетельства, что в 1381 году толпа недовольных жгла на улице книги “служителей закона”.
Позднее же юридическое образование считалось необходимым условием для
карьеры придворного и даже церковника. Томас Мор, столь похожий на своего великого
предшественника и тем, что был писателем лондонским, и тем, что служил при дворе, проходил обучение в одном из иннов лорда-канцлера.
Тот факт, что Чосера обучали или же он сам обучался искусству риторики, является
бесспорным. Вне всякого сомнения его поэзия строится по законам этого искусства и
соблюдает правила и ограничения, которым риторика учит и которые были изложены в
соответствующих учебниках и пособиях, таких как “Poetria Nova” Джоффри из Винсофа.
Чосер умело использует олицетворения, дополнения и отступления. На некую
сопричастность поэта судейским иннам указывает и его описание “судейского подворья
эконома”, под чьим началом
… тридцать клерков жили,
И хоть меж них законоведы были…
Мог эконом любого околпачить1.
Не так давно распространение получила идея, согласно которой многое в английской
драме и поэзии косвенным образом берет исток в судебных заседаниях иннов, где под видом
рассмотрения реальных дел иногда устраивались целые представления и рассказывались
вымышленные истории на потеху судейским. Первые пьесы разыгрывались в залах иннов, а
мастера прозы, такие как Мор, оттачивали свое искусство в учебных театриках спорных
тяжб и процессов. В этом смысле возможное пребывание Чосера в стенах Темпла являлось
бы историческим и литературным прецедентом. Но доказательств этого пребывания нет. Мы
можем говорить определенно лишь об употреблении Чосером судебной терминологии и о
его знании судебной процедуры.
1 Перевод И. Кашкина.
“Ха-ха! – воскликнул он, —
Недурно вынес суд
Решение по иску!”
Приняв гипотезу о пребывании Чосера во Внутреннем Темпле, биографу легче
объяснить знакомство нашего поэта с другим крупным поэтом эпохи – Джоном Гауэром, который и сам был связан с Темплом. Гауэр, по-видимому, поднимался по лестнице
судейских чинов и, по собственному его признанию, носил “la raye ma'nce” – полосатую
мантию служителя Фемиды; он был старше Чосера и уже был известен как сочинитель
французских стихов, когда их связало знакомство столь тесное, что последний избрал друга
своим поверенным и наставником в юридических вопросах в период заморского
путешествия по делам короля. Похоже, между ними существовало духовное родство.
Глава третья
Дипломат
Когда имя Чосера в 1366 году вновь появляется в исторических документах, то он уже
дипломат на службе короля. В феврале 1366 года повелением короля Наварры “Jeffroy de Chaus-sere esquire englois en sa compaignie trois compaignons”2 была выдана охранная грамота
для проезда по стране. Высказывалось предположение, что это было паломническое
путешествие и группа направлялась в Испанию, чтобы поклониться там мощам святого
Якова Компостельского и получить особый знак пилигримов – створку раковины, крепившуюся к одежде. Конечно, отправиться в паломничество было тогда заветной мечтой
многих, но только если само путешествие не падало на время Великого поста. Гораздо
вероятнее, что группе этой была поручена секретная миссия, связанная с Педро
Кастильским, ставшим тогда союзником старшего сына Эдуарда III, так называемым Черным
Принцем. Союзу этому в то время мешала грозившая вторжением Франция. Неизвестно, вел
ли Чосер переговоры с королем Наваррским или же убеждал некие круги в Англии оказать
помощь Педро, важно не это, важен сам факт серьезной и, возможно, тайной
дипломатической миссии, порученной двадцатичетырехлетнему придворному. От него
ожидали многого, и по ступеням карьеры к valettus’y и сквайру он, несомненно, поднялся
стремительно и без задержек. Он принадлежал к “новым людям”, выходцам из мира
лондонского купечества, дельцов и финансистов, сумевших проникнуть в другой круг и
утвердить себя среди более древних и развитых служителей короны. И все же положение
Чосера было несколько двусмысленно: считаясь “джентльменом”, он не был признан
аристократом. Можно сделать вывод, что такая неопределенность положения уже сама по
себе давала ему возможность наблюдать и правильно оценивать социальные изменения и
сдвиги, происходившие вокруг. Некоторые из “Кентерберийских рассказов” затрагивают эту
тему: паломники дискутируют о том, благородство ли происхождения или же личные
качества делают из человека “джентльмена”. Поколение Чосера весьма занимала эта
проблема.
Существовали и другие пути снискать себе королевское благоволение и