Чтиво
Шрифт:
— Жду не дождусь, — улыбнулась Карлотта.
Третий заход.
— Куда мы плывем? — спросил Пфефферкорн.
— Завтра Касабланка, последняя остановка по эту сторону Атлантики. В Гаване первым делом покажись врачу.
Пфефферкорн кивнул.
— Обещай мне.
— Конечно, — сказал он. — Но я здоров, когда ты рядом.
— О том и речь.
До него не дошло.
Потом он понял.
— Нет, — сказал он.
— Слишком опасно быть рядом с тобой, Артур. А тебе — со мной.
— Карлотта. Прошу.
— Я работаю с ними тридцать лет. Знаю ход их мыслей. Они терпеть не могут оставлять хвосты.
— Я не хвост.
— Для них — хвост. Ты слишком много знаешь. К тому же если Жулк несоврал, то после
Помолчали.
— «Для нас»? — спросил Пфефферкорн.
— Прости, Артур.
Пфефферкорн налился тяжестью.
— Уезжай куда-нибудь подальше, — сказала Карлотта. — Начни сначала.
— Я не хочу начинать сначала.
Карлотта ладонью накрыла его руку:
— Прости.
Они смолкли, прислушиваясь к стуку волн о борт корабля.
— Только не говори, что я мотылек и лечу на огонь, который меня погубит, — сказал Пфефферкорн.
— Хорошо, не буду.
Волны ярились.
— Возьми меня, — попросила Карлотта.
Пфефферкорн повернулся к ней. Взгляд ее полыхал болью. Поцелуем он закрыл ее веки. Потом сам закрыл глаза и исполнил свой долг.
111
Они стояли на палубе. Всходившее солнце золотило улицы старого города, крик муэдзина растворялся в стуке floukas [21] о причал. Оберегая сломанную ногу, Пфефферкорн оперся на релинг. Карлотта поддерживала его за талию.
— Ты не представляешь, как я буду по тебе тосковать, — сказала она.
21
Лодки ( исп.).
— Представлю.
Она шагнула к сходням.
— Карлотта…
Она обернулась.
— Прочти на досуге, — сказал он.
Карлотта сунула письмо в карман, чмокнула Пфефферкорна в щеку и сошла на берег.
Пфефферкорн проводил взглядом стройную фигуру, покидавшую причал. Карлотта направлялась в американское посольство, откуда свяжется с местным оперативником. Она скажет, что западные злабы ее выпустили, после того как Пфефферкорн, захваченный восточными злабами, был казнен. Он исчезнет, прежде чем кто-либо начнет его искать.
Яромир помог ему спуститься в лазарет. Уложил в постель и дал кружку с теплой труйничкой.
— Ваше здоровье, — сказал он.
Пфефферкорн сделал большой глоток, опаливший нутро.
7
БОГ ИЗ МАШИНЫ
112
Mercado [22] хорошо вписался в облик приземистой, сонной, морем просоленной деревни. Утром он оживал еще затемно — рыбаки сгружали ведра с копошившимися кальмарами и ветхие мешки с креветками. К половине шестого подъезжали продуктовые фургоны, и к девяти весь улов, кроме дрянной мелочи, уже разбирали. Далеко за полдень народ восставал от сиесты: разморенные выпивкой мужики зевали, полногрудые женщины шугали полуголых ребятишек с удивительными лицами древних индейцев, мальчишки гоняли изодранный свистящий futbol, пока сладкий запах тушеной свинины не утягивал их домой.
22
Рынок ( исп.).
В широкополой соломенной шляпе Пфефферкорн шел вдоль рядов, выбирая помидоры. Он уже не стеснялся торговаться из-за пары песо. На рынке торг был не просто уместен, а желанен — так танец освежает докуку флирта. Продавец взвесил шесть спелых томатов, отобранных Пфефферкорном, и объявил, что покупка тянет
23
Нелепость ( исп.).
Наступало Рождество, улицы были полны следов посады. [24] С пакетами провизии Пфефферкорн зашел на почту, исполнявшую также функции канализационного коллектора, санэпидстанции и конторы «Вестерн Юнион». Единственный служитель менял табличку на двери в зависимости от того, кто и зачем пришел. Завидев Пфефферкорна, он сменил ALCANTARILLADOS [25] на CORREOS [26] и порылся в груде бандеролей, раскачав хромой стол, отчего пластмассовые фигурки зверей и волхвов, собранные в рождественскую картину, исполнили групповой танец.
24
Посада — народный праздник в Центральной Америке, длящийся с 16 по 24 декабря.
25
Канализация ( исп.).
26
Почта ( исп.).
— Вчера доставили… У вас голова не болит?.. Распишитесь… спасибо.
К приходу бандероли Пфефферкорн уже забывал содержание заказа, но тем слаще было вскрыть коричневый пакет и от самого себя получить сюрприз. Оттягивая удовольствие, он прошелся по avenida. [27] Посидел на zocalo, [28] где старики кормили птиц. У женщины в полосатом пончо, расцветкой напоминавшем телевизионную таблицу, купил сезонное лакомство — оладьи, пропитанные пальмовым сиропом. Отведал. Будто мул лягнул в живот. С бандеролью под мышкой Пфефферкорн зашагал к дому пастора.
27
Главная улица ( исп.).
28
Площадь ( исп.).
113
Три с лишним года назад «Тъедж» бросил якорь в порту Гаваны. Команда рванула по кабакам, а Яромир усадил Пфефферкорна в такси и отвез в ближайшую больницу. Тот назвался вымышленным именем и был помещен в отделение для туристов, где ему сделали рентген, после чего сломали неправильно сросшуюся кость и наложили гипс. Яромир провел с ним четыре дня. Прощаясь, Пфефферкорн хотел с ним расплатиться, но гигант рыкнул и отмахнулся. Все в порядке, сумел объяснить он. Обратным рейсом везет табак и сахар, но пару сотен фунтов незадекларированного груза толкнет в Тунисе на черном рынке. А Пфефферкорну деньги еще пригодятся.