Чудо в перьях
Шрифт:
— Скажите, Павел Сергеевич, — обратился ко мне полковник Коротченко. — Почему мы, три интеллигентных человека, не можем никак друг друга понять и поладить?
— Значит, кто-то из нас не вполне интеллигентен, — сказал я. — А кто именно — вам виднее. У вас профессия такая — квалифицировать и классифицировать.
Он с минуту поглядывал на нас исподлобья, потом посмотрел на часы.
— Ну ладно. Не хотите, как хотите. Попробуем иначе. — И нажал какую-то кнопку на своем пульте. И почти сразу в кабинет вошла Ирина. Села, не поднимая ни на кого глаз.
— Ирина Петровна, вы знаете кого-либо из присутствующих здесь?
— Да, — ответила она.
— Это что, шантаж? — быстро спросил я. — Под видом очной ставки? А где протокол?
— Не опережайте события, Павел Сергеевич, — сухо ответил он. — Пока это собеседование… Могли бы вы, Ирина Петровна, назвать кого-либо из присутствующих причастным к гибели вашего знакомого Цаплина Романа Романовича. Только хорошенько подумайте.
— Нет, — ответила она, коротко взглянув на Радимова.
— Нет? — привстал он. — Но вы же говорили совсем другое!
— Мало ли что я говорила. Романа Романовича этим не вернешь.
— Но вы же видели под вашим окном Павла Сергеевича незадолго до той катастрофы! Видели или нет?
— Я ошиблась. Это был не он… В общем, Роман Романович, когда пришел в себя, попросил на него показать. Теперь я в этом раскаиваюсь… Простите, Павел Сергеевич.
— Я хочу в туалет, — жалобно сказал Радимов. — Ну раз нельзя в пыточную, в туалет можно? Позовите конвой, они проследят, чтобы я не сбежал или не повесился.
— Опять вы за свое! — взъярился, потом взял себя в руки полковник. — Вы приглашены для собеседования! Сколько можно говорить!
— Значит, мы можем свободно уйти, как и пришли? — спросил я, поднимаясь с места.
— Не раньше, чем я подпишу вам пропуска, — сухо сказал он.
— Так подписывайте! — сказал я.
И тут поднялся с места Радимов и стал рассовывать по карманам яблоки, виноград и бананы.
— Я давно это не ел, — бормотал он. — А мне не дают! Даже в туалет не пускают.
— Успокойтесь, Андрей Андреевич! — подскочил полковник. — Сейчас вас отпустят. Позвольте, я сложу вам в пакет…
— Вы подписывайте! — повторил я. — Сложим мы сами.
— Но я должен доложить… — сказал он, изумленно глядя, как фрукты и бутылки исчезают в наших карманах.
Я и сам чувствовал сейчас зверский голод. И страшно хотел спать. Я посмотрел на хозяина. По-моему, он испытывал то же самое. Полковник Коротченко все названивал, набирая разные номера, потом клал трубку, глядя на нас задумчивыми глазами.
— У меня простатит, — заявил хозяин. — И застужен мочевой пузырь. А все из-за зимней охоты, в которой я обязан был участвовать по протоколу. А я не могу видеть, как убивают животных! А меня принуждали! Вы выпустите меня наконец в туалет? Раз уж не применяете физической пытки!
— Идите, — пожал полковник плечами. — Налево, в конец коридора. Не заблудитесь?
И снова набрал номер. Но там опять было занято.
— Послушайте! — сказал я, когда хозяин вышел. — Вы что, не видите? Старику немного осталось! Не больше месяца. Вы можете оставить его в покое?
— А что, есть свидетельство врачебной комиссии? — спросил он, снова набирая. — А от вас, Ирина Петровна, я не ожидал.
— Да пошли вы к черту с вашими ожиданиями! — устало сказала она. — Отпустите их, в конце концов. Ну что пристали к старому, больному человеку? Вы же не видели, как он плакал над телом Романа Романовича. А я видела!
Он удивленно посмотрел на нее.
— В самом деле?.. Какая-то тут есть загадка. Ну ладно, на мою ответственность. Понадобитесь, найдем. А сейчас вас отвезут.
И расписался на пропусках.
— А вы, Ирина Петровна, задержитесь, — сказал он.
Я вышел в коридор и вскоре увидел Радимова, меланхолично застегивающего на ходу брюки.
— Подождем, — сказал я ему. — Надо хотя бы поблагодарить.
Ждать пришлось довольно долго. Она вышла, быстро проскочила мимо, даже не взглянув в нашу сторону. Я только успел заметить, что глаза ее были заплаканы. Мы так и не осмелились что-то сказать. Только смотрели вслед ее точеной, стройной фигуре.
— Везет же Роме! — вздохнул хозяин. — И женщина как женщина, и смерть как смерть.
18
Вечером, после концерта, мы стали упаковывать чемоданы. Радимов сидел согнувшись, ни на кого не глядя, ни к кому не обращаясь.
За весь день он съел одно яблоко и банан. И даже не пил чаю. В поезде я несколько раз просыпался и видел его, сидящего возле окна и глядящего в ночь.
«Ничего, — думал я, — пот приедет домой; Мария, наверно, уже вернулась, все наладится».
Дома никого не было. Пусто. Я прошел по комнатам, смахивая паутину. Нашел на полу сдохнувшую ласточку. Я поднял ее, чтобы выбросить, но тут ее увидел Радимов. Он взял мертвую птицу у меня из рук и, не говоря ни слова, отнес к себе в комнату, где сразу же заперся.
И не открывал до самого утра.
— Я взломаю дверь! — сказал я. — Откройте.
— Это они тебя так научили? — спросил он, открывая.
— Кто они? — спросил я, оглядывая комнату.
— Те самые. Ну где мы были. Ломать, пугать, шантажировать. И напускать на других болезни.