Чума в Бедрограде
Шрифт:
Один сидит в отвоёванных веригах, другой из-за этого уходит из Порта босиком.
Они точно тайные братья.
Но как? Как можно получить по лицу от своего, гм, заместителя, очнуться вечером неизвестно где среди серых складских стен в компании его же и какой-то произвольной студентки, обнаружить на себе из одежды только чужой плащ, а из жизненных перспектив — только тавра-таксиста и ничего — ни-че-го! — не спросить? Ну хотя бы — «а кто ещё меня сегодня бил по лицу?» Или там — «извините, вы не подскажете, мои трусы не являются украшением тюрбана какого-нибудь изгнанного турко-греческого царя?»
Или — «Максим, что происходит?»
Вышла бы такая проникновенная сцена.
Какая жалость, что Габриэль Евгеньевич готов идти босиком по холодной сентябрьской грязи, лишь бы не уронить достоинство. Достоинство, покрытое гусиной кожей, выглядит не очень достойно.
Бровь мысленно не одобрила качество своего чувства юмора.
В любом случае, грех жаловаться. Даже без проникновенной сцены Бровь только что увидела босого завкафа в плаще растерянного замзавкафа. После такого и умирать не страшно.
Тавр-таксист зашевелился. Многоопытная Бровь, перенесшая без потерь встречу с Портовой гэбней, теперь сочла его вполне милым и приятным человеком, с которым совсем не страшно повстречаться вечером у склада. Папино слабое сердце может спать спокойно.
Подтверждая только что обретённую репутацию милого и приятного человека, тавр-таксист распахнул перед Габриэлем Евгеньевичем заднюю дверь. Тот проникновенно заглянул ему в глаза, демонстративно обошёл такси и не менее демонстративно уселся вперед.
Отлично.
Вот если чего сегодня Брови в жизни и не хватало, так это сидеть всю обратную дорогу плечом к плечу с Максимом (Аркадьевичем), на всепоглощающий хлад Габриэля Евгеньевича реагирующим как студент на дополнительные вопросы. Его студентом он когда-то и был, собственно.
Такие мелочи Оставляют Отпечаток.
Максим (Аркадьевич) посмотрел на Бровь извиняющимися глазами, как будто она только что стала свидетельницей домашней сцены. Пришлось снисходительно кивнуть — мол, понимаю, вам выпала нелёгкая участь быть хранителем душевного благосостояния непростого человека в непростой ситуации, которую вы и заварили, но это ничего, всё равно понимаю.
В такси по-прежнему играла Кармина Бурана. Вкусы тавров непредсказуемы, но не очень разнообразны.
Таксист поковырялся под сиденьем и протянул Габриэлю Евгеньевичу извлечённый оттуда плед. Габриэль Евгеньевич убийственно на него прищурился, опустил стекло (чтобы градус хлада не падал, то есть не поднимался, то есть, короче, чтобы у Брови мгновенно замёрзли ноги) и отвернулся.
Так и поехали.
— Давай менее конспиративными путями, — обратился Максим (Аркадьевич) к тавру, покачав головой на поджатые ноги Брови. — Сегодня был тяжёлый день.
Габриэль Евгеньевич издал звук невнятного презрения и выкрутил Кармину Бурану на максимальную громкость.
Тяжёлый? Только если «тяжёлый» на самом деле означает «самый охренительный в жизни»! Бровь побывала в Порту, узнала многие тайны, увидела многих людей, познакомилась с крысой Габриэлем Евгеньевичем — и это во второй половине дня, а с утра она говорила с самим мозговым центром безумных планов Бедроградской гэбни, зловещим Александром, и перехитрила его, забыв только включить диктофон, и теперь Святотатыч говорит, что из-за этого может сложиться так, что безумные планы доказать не получится, и дом Ройша могли на самом деле заразить, и вдруг Бровь всё-таки сумеют в этом обвинить, или, чего лучше, уберут свидетеля, или возьмут в заложники и съедят…
Сегодня был тяжёлый день.
И Бровь вроде бы молодец, но если всё провалится из-за отсутствия аудиозаписи разговора с Александром — выйдет плохо. И Бровь вроде бы не виновата, но на самом деле виновата, ясно же.
Плохо.
— Простите за диктофон, — серьёзно прошептала она Максиму (Аркадьевичу), — правда, простите. Я не знаю, насколько это на самом деле важно, но, может, и без него получится?
Кажется, при такой громкости музыки Габриэль Евгеньевич не смог бы услышать её, даже если бы пытался. Бровь на его месте пыталась бы, но он же гордый.
Как удобно скрываться от гордых людей!
— Получится, — устало и так же тихо ответил Максим (Аркадьевич), — не переживайте из-за записи. Мы возили вашу пробирку в Порт, чтобы Дима быстро проанализировал содержимое и определил, что внутри. По результатам анализа выяснилось, что там продукты распада вируса.
Видела Бровь этот анализ, ага.
— Если бы у них всё прошло как задумано, от ваших действий заражение всё равно бы не началось. Настоящий вирус они собирались вылить в канализацию через подвал. Но, поскольку мы знали об этом заранее, в подвале была установлена специальная аппаратура. Редкая и дорогая, вы с такой незнакомы: записывает не звук, а изображение.
Аппаратура, записывающая картинку? Такое бывает?
Закрома Университета почти так же велики, как закрома Святотатыча.
— Так вот, в подвалах всё прошло успешно. Люди действительно приходили, запись есть. Поскольку по закону доступ к канализационным люкам имеется только у сантехников, а они все на службе у Университета, доказать правонарушение просто. Доказать его авторство сложнее, но лица видны, а значит, есть, с чем работать.
Шпионский роман превращается в шпионские изображения! Если бы Бровь была на месте людей, подбрасывающих вирус, она бы непременно встала в крутую позу. Кстати, кто знает — может, на выходе из Порта тоже записывают изображение. Тогда у них есть образец действительно крутого закуривания.
Правда, остаётся вопрос.
— Так что, дом Константина Константьевича всё-таки заразили?
— Доказать преступление без состава преступления невозможно, — отрезал Максим (Аркадьевич). — Бедроградская гэбня слишком давно и слишком старательно портит нам жизнь, и каждый раз всё сводится к сомнительным методам. Это должно когда-то закончиться. Поймите, мы приняли все возможные меры предосторожности. Вот только обезопаситься — недостаточно, необходимо доказать, на что они готовы пойти, чтобы только лишить нас того, что нам причитается. Но не беспокойтесь, ни Константину Константьевичу, ни кому-либо из простых обитателей его дома ничего не грозит. У нас есть лекарство, и мы заранее подготовились к его применению. Всех заражённых вылечат уже завтра.