Чужая мать
Шрифт:
— Никуда вы не пойдете завтра, товарищ Нефедов!
— Почему?
— Потому что завтра экскурсия, на которую вы записались. В Верхнее Волгино!
— Ах, черт! — воскликнул Нефедов.
Захотелось спрятаться ото всего, и он повернулся на бок и обнял жену.
— А рубильник? — испуганно шепнула Вера.
— С твоей стороны...
Вера рукой нашла на столбе, за одеялом-перегородкой, рубильник, приколоченный там для Женьки, и выключила фару.
В наступившей темноте внезапно послышались звуки
А на рассвете красное солнце всплывало из воды. И все озеро стало красным. И осока у берега пускала вверх красные стрелы. И белые кувшинки фантастически загорелись.
— Мужчины! Это видеть надо! Сюда! — кричала Вера с берега.
Но мужчины занимались своим делом в палатке. Один брился перед зеркальцем, висящим на столбе, другой сидел на раскладушке с брезентовой сумкой через плечо, уже приготовившись в поход к истокам великой реки, и спрашивал:
— Пап! А почему ты не бреешься электробритвой? Аккумулятор же у нас есть!
— Потому что я консерватор.
— Кон-сер-ва-тор, — старательно повторил Женька. — Это от консервов?
— Ну, ты у меня молоток! — оглянулся Нефедов.
— А мама называет тебя — новатор. Ты же новые машины делаешь!
— Машины — это другое дело, Женька. На заводе консерватором быть нельзя — живо отбреют. Завод работает не для одного, а для всех, и своей продукцией он определяет стиль... ну, целой эпохи. Понимаешь?
— Да, — кивнул Женька.
— Молоток! — повторил Нефедов. — А моя бритва — это касается одного меня. Скребись чем хочешь!
— Же-енька-а! — долетело с озера.
— Мама тебя зовет.
Женька выбежал, а вслед за ним, пофыркав одеколоном из пластмассового флакончика, выполз на божий свет и сам Нефедов. «Батюшки, как хорошо-то!» И прибавил шагу.
Розовая чайка безбоязненно подлетела издалека, с середины озера, и села на воду возле самой песчаной полоски. Что-то тут же щелкнуло в озере. Розовая лягушка спрыгнула с листа кувшинки, как с острова, и опять что-то щелкнуло. Нефедов начал присматриваться... Осока, кувшинки, чистое пятно воды, готовой заблестеть... И — соломенная шляпа с бантом плавает на воде и пламенеет на восходе.
— Вера!
Она отняла фотоаппарат от глаз и улыбнулась. А! Это фотоаппарат и щелкал в озере. Над водой была не только шляпа, но и голова...
— Фу ты! — облегченно вздохнул Нефедов. — Что ты там делаешь?
— Снимаю.
— Кого?
— Чайку, лягушку...
Вера начала выбираться из воды, раздвигая осоку и кувшинки. Она выходила на берег в это утро, заблестевшее вдруг, потому что отгорел рассвет и показалось солнце. Нефедов оглянулся, увидел рядом Аркадия Павловича в кожаных шортах и панаме и показал на Веру:
— Моя жена!
Аркадий
— Здравствуйте, Вера, друг Любви и Надежды!
— Доброе утро, люди! — откликнулась она.
— Редкая красавица, — сказал Аркадий Павлович.
— Спасибо, — ответил ему Нефедов. — Порядок!
— Что вы имеете в виду?
— Тсс!
Вера подошла, и, чтобы показать, что у них свой, деловой разговор, Нефедов покашлял и неожиданно объявил:
— У вас, значит, кибернетика с психологией, а мы делаем новую свеклопосадочную машину!
— Ого! Интересно!
Над всем лагерем по радио колокольно раскатился голос культурника, призывающего записавшихся через десять минут на посадку в автобус. Вера побежала:
— Я быстренько оденусь!
— А я уже готов, — сказал Аркадий Павлович, приподняв целлофановый пакет с термосом и едой в бумажных свертках.
— Наша машина клубни мнет, — вздохнул Нефедов. — Директор хотел послать меня в совхоз, на словах доказать там, что машина хорошая, а я — сюда! Спасся бегством, благодаря Вере.
Аркадий Павлович вдруг помрачнел:
— Это стыдно.
— А что было делать?
— Воевать с директором. Вы — инженер!
— Рядовой, — ответил Нефедов, будто это извиняло его.
Аркадий Павлович посмотрел в упор:
— Без рядовых еще не выиграли ни одной битвы! Никогда и нигде! Во всей человеческой истории...
Подошла Вера в сарафане из джинсового материала и протянула мужу клеенчатую сумку:
— Это тебе нести.
— Нет, — ответил он, — я с вами не еду.
— Новости!
— Это Волга, это неповторимо! — первым включился в уговоры Аркадий Павлович, а Нефедов скорчился:
— Зубы... Сил нет! Думал, вытерплю, а...
— Господи! — заволновалась Вера. — Куда же ты?
— В райцентр, — еще труднее выговорил Нефедов и совеем уже непонятно промычал, что там он найдет врача и вылечится. — Пока вы сюда, я туда...
— Я виноват, — расстроился Аркадий Павлович. — Долго сидели у костра, и вас продуло!
— Что вы! — провякал в ответ Нефедов. — У меня это часто бывает. Вы посмотрите там за моими... Хорошо?
Он молча взял у Веры сумку, отдал Женьке и на опушке, с которой уезжал автобус, еще долго стоял печальным изваянием, прижав руку к щеке.
И не видел, как проталкивался автобус среди берез, иногда перемежавшихся соснами. Они росли в такой непроглядной лесной тесноте, что дорога скоро стала казаться тропой, а лесу все не было конца. И под колесами был не асфальт, а трава, и в старых колеях держалась свежая вода от дождя, отражая зелень листьев и хвои, и ромашки заглядывали в воду с обочин.