Чужая в чужом море
Шрифт:
— Док, правильно ли я поняла: ты считаешь, что все зло от духовных ценностей?
— Увы — Мак Лоу развел руками, — Неправильно. Духовные ценности — фикция. И зло — фикция. И то и другое – просто инструменты для построения социальной паранойи.
— Социальная паранойя, — повторила канадка, — Красиво звучит. Сам придумал?
— Придумало общество. Я только назвал. Прочти эти два определения, и тебе будет ясно, что имеется в виду, и откуда оно взялось.
Мак Лоу положил перед ней мобайл, на экранчике которого было два коротких текста:
*********************************
Культурный
*********************************
Паранойя: психическое нарушение, порождающее связную систему сверхценных идей, имеющих характер бреда. Такая система представляет собой нормальное логическое построение, выведенное, однако, из патологических (бредовых) базовых предпосылок.
*********************************
— Гм, — Жанна постучала ногтем по экранчику, — Наука тоже попала в реестр патологий?
— Да, в той мере, в которой она является самоценным феноменом.
— А если как–то попроще, для домохозяек?
— Тогда просто ответь на вопрос: что такое наука?
— Наука? Ну… Это когда что–то изучают.
— Если я изучаю узор на кофейной гуще на дне своей чашки – это наука?
— Видимо, нет.
— А если я изучаю генеалогическое древо королей средневековой Европы?
— Видимо, да. По крайней мере, я читала про Меровингов в каком–то научном журнале.
— Жанна, для тебя имеет значение, был ли Карл Великий сыном Пипина Короткого?
— Гм… Для меня, допустим, не имеет, но для историков это, может быть, важно.
— А для кого–нибудь кроме историков?
— Сомневаюсь, — призналась она.
— Тогда с какой целью историки это изучают?
— Ну… Чтобы узнать, как было дело. Им это интересно.
— А мне интересен узор на кофейной гуще. Почему это не наука?
— ОК, считай, что твоя гуща – тоже наука.
— Такая же наука, как, механика или биохимия, которыми я тоже занимаюсь?
— Разумеется, нет! Это – серьезные занятия, а гуща – это научное хобби.
Мак Лоу удовлетворенно кивнул и закурил принесенную Нитро сигару.
— Следовательно, науки делятся на серьезные и чепуховые.
— Зачем обязательно все делить? – спросила Жанна.
— Чтобы общество не путало кофейную гущу с серьезными вещами и не слушало всяких культуртрегеров, дающих советы из сочинений древних ближневосточных эпилептиков.
Жанна задумчиво побарабанила кончиками пальцев по столу.
— А если общество хочет выслушать и ученых, и культуртрегеров, и узнать обе позиции, чтобы сделать осознанный выбор в условиях состязательности сторон?
— Правильный подход! — воскликнул Мак Лоу, — Если общество платит неким людям за нематериальную деятельность, то они обязаны объяснить обществу: что оно получит за эти деньги. Как в бизнес–проекте: вот инвестиции, вот период, вот отдача. Только так! Болтовня об улучшении нравов, вечных ценностях или поиске истины – не в счет! Если вы
Канадка снова отстучала кончиками пальцев на столе ритм марша.
— На счет нравов, я согласна. Ни одна педагогическая или религиозная систем нравы не улучшила. О вечных ценностях: это намек, что они — фикция. Но как быть с истиной?
— Истина – тоже фикция, — ответил Мак Лоу, — Культовый объект. Кофейная гуща. Ее не существует. Если ученый начинает заниматься такой чепухой, как поиск истины, то его наука становится самоценной, и пусть он сам за нее платит. Ты не задумывалась о том, почему многие крупные физики в какой–то момент докатились до такого маразма, как толкование священных книг? Это — синдром поиска истины. Устав искать то, чего нет в природе, человек начинает искать это в метафизике, и становится слюнявым идиотом.
— Ты – убежденный противник религии? – спросила Жанна.
— Ни в коем случае! Я прекрасно отношусь к религии. Обе мои жены очень религиозны. Они празднуют все праздники, совершают красивые ритуалы. Это здорово помогает в жизни. Ты же читала определения. Там все правильно. Искусство, религия и наука – это полезные штуки, до тех пор, пока они направлены на материальную практику. Но, если они становятся самодостаточными, то от них один вред. Они становятся паразитами на материально–информационной базе общества. Т.н. «культурный прогресс» — это ни что иное, как информационная дегенерация. Религия превращается в педагогику, наука – в культ фантомной истины, а интеллектуал — в болтливого дегенерата, в интеллигента…
— Секунду, Мак, ты говоришь, что твои жены религиозны. А какая у них религия?
— Atieonuroa, — ответил он, — Огромная зеленая черепаха. Очень трогательно.
— Про черепаху расскажу я! – крикнула Фэнг, — Все равно меня оттерли от пульта!
— Потому, что ты все время подкалываешь, — обосновал Снэп.
— Такой у меня характер, — призналась она и перескочила за стол к Мак Лоу и Жанне.
Удобно усевшись на коленях у дока, она взяла со стола тот самый лист бумаги, быстро оторвала от него полоску, получив квадрат, сложила этот квадрат раз десять по разным линиям, вытащила у дока из кармана фломастер, стремительно нарисовала несколько фигур и линий, и положила перед Жанной смешную бумажную черепашку–оригами.
— При чем тут религия? – озадаченно спросила канадка.
— Мы верим примерно в такую черепаху, — пояснила Фэнг.
— В смысле, эта черепаха – ваше божество?
— Нет, это – черепаха! Разве ты не видишь?
— Гм, — Жанна осторожно погладила бумажное существо по панцирю, — Я вижу, что это черепаха. Но что значит, вы в нее верите?
— Просто: мы в нее верим. В честь Atieonuroa есть 13 праздников в году: праздник рейда любви, воздушного змея, морской коровы, бумажных фонариков, лунной жабы, ярких цветов, длинной волны, бамбуковой флейты, солнечного паруса, медоносного шмеля, каменного лабиринта, каучукового мячика, и рогатой улитки. Что тут непонятного?