Цитадель тамплиеров
Шрифт:
— Правильно: хам, крикун, авантюрист; поверите ли, что де Торрож был почти неграмотен? А он превратился в незаурядного государственного мужа, на уровне самых деятельных монархов Европы.
— Пожалуй, — задумчиво согласился сенешаль.
— Хотя, — брат Гийом сложил молитвенно руки на груди и устремил очи к потолку, где красовалось огромное и оттого несколько расплывчатое изображение Иоанна Крестителя; эту фреску лучше было бы рассматривать из глубокого колодца. — Хотя, может быть, мы не правы, не видя примет того, что пришло время и де Рид фора.
— Я принимаю философскую часть ваших рассуждений, — сказал де Жизор, также поднимая голову и осознавая, что разговор о судьбах ордена происходит в присутствии одного из высших его покровителей.
— Но чувства ваши противятся, брат?
Сенешаль не успел ответить. Явился служка и объявил, что явился Гюи де Карбон.
Брат Гийом положил руки обратно на подлокотники кресла.
— Ну, позови, позови.
— Кто такой де Карбон? — спросил сенешаль.
— Трубадур.
В залу вошел коренастый рыжий человек в потертом платье.
— Ты принес?
— О, да, — трубадур предъявил свернутый в трубку пергамент. — Я сделал сразу три. — Во рту его не хватало зубов.
— Три? — брат Гийом поджал губу, — и ты рассчитывал, что я заплачу тебе втрое.
Поэт неуверенно улыбнулся.
— Честно говоря, да.
— Ну что ж, — сказал брат Гийом, пробежав глазами текст. — Думаю, моя дама будет довольна. Вот гонорар…
На стол легли три золотые монеты. Де Карбон смахнул их себе в карман и, угодливо кланяясь, удалился. Когда он ушел, сенешаль сказал:
— У меня иное представление о трубадурах.
— Справедливости ради надо признать, что не все похожи на этого негодяя.
— А что, прошу прощения, за «дама»?
— Не мог же я этому пьянице сообщить, что его слезливые вирши будет читать принцесса Сибилла.
Глава XXI. Святой город
В Иерусалиме шевалье де Труа не сразу нашел подходящую квартиру.
Поселившись на постоялом дворе близ Тофета он занялся изучением города. Выяснил со всею доскональностью месторасположение королевского дворца, тамплиерского капитула, резиденции Великого магистра тамплиеров, дворца комтура города Иерусалима. Прогулялся до капеллы тамплиеров, что стоит по дороге к Вифлеему, осмотрел громаду госпиталя святого Иоанна. Был у Храма Гроба Господня и знаменитого храма на горе Давида. Забредал также в мусульманские и иудейские кварталы, чего латинянам, и в особенности крестоносцам, делать не рекомендовалось.
Вскоре шевалье де Труа ориентировался в Святом городе, как в собственном кошельке.
Он начал, не торопясь, готовиться к проникновению в орден тамплиеров.
Для начала нужно было подобрать доспехи.
Обойдя с десяток оружейных заведений, он нашел то, что нужно.
Труднее было найти оруженосца. Юноша из приличной, уважаемой семьи вряд ли пошел бы служить к столь странно выглядевшему рыцарю. Осторожно наведя справки, шевалье получил представление о том, где лучше всего нанять оруженосца. В любом городе, где имелась капелла тамплиеров, возникала община облатов и донатов, то есть мирских членов ордена. Ремесленникам и торговцам в Святой земле покровительство бело-красного плаща было как нельзя кстати. Стремясь показать свою причастность к ордену, донаты и облаты носили черную или коричневую одежду, коротко стригли волосы и завивали бороды на рыцарский манер. Из их среды орден отбирал администрацию на пять низших должностей.
В Иерусалиме донаты и облаты тамплиеров селились у Давидовой башни. Туда и направился шевалье де Труа искать квартиру. Прошел слух о сборе великого капитула; это значило, что со всего христианского света съедутся богатейшие провинциальные магистры с громадными свитами. Всем понадобится жилье. Ни у иудеев, ни у мусульман они квартировать не станут. Будут избегать и подворья иоаннитских приспешников. Цены в районе башни Давида вырастут неимоверно.
В нескольких домах рыцарю с мозаичным лицом испуганно отказывали. В одном доме хозяин-бондарь, похожий на волосатую бочку, по выговору — нормандец, долго рассматривал шевалье и щурился, щурился, пока не выговорил несусветную цену. За эту сумму он получил бы древком копья в свой узкий лоб, но шевалье лишь спросил:
— Четверть цехина в неделю? Мне говорили, что хватит трех дойтов.
— Что же те, кто вам это говорил, не приняли вас? — смелея, сказал хозяин.
Рассудив, что все равно здесь не задержится, де Труа кивнул.
— Я согласен.
Но, как говорят в Нормандии, еда несет в себе аппетит. Бондарю показалось, что он набрел на золотую жилу.
— Я должен предупредить господина рыцаря, что свободен только второй этаж.
Здесь был нюанс. Поселившись на втором этаже, рыцарь, в общем-то, не ущемлял своего достоинства, но грешил против правил высшей изысканности. Однако шевалье согласился и на это.
Волосатый, трясясь от жадности, потребовал деньги вперед.
Рыцарь въехал в ворота, постоял у крыльца, молча полез в кошелек и бросил хозяину золотую монету. Тот положил ее на зуб и прикусил. Шалея от наглости, он что-то пробормотал, не вынимая золота изо рта.
— Что ты сказал? — спросил спешившийся де Труа.
— Я сказал, что меня зовут Жак Тарпан.
Это было верхом неучтивости: простолюдин не должен называть свое имя дворянину, пока тот не спросит. В воздухе свистнула плетка и бородатый хозяин упал на колени, закрыв лицо руками. Между пальцев побежали струйки крови. Монета, звякнув, покатилась по каменным плитам.
— Ты покажешь мне мои комнаты? — вежливо спросил де Труа.
— О, да, да! — забормотал бондарь.
Осмотрев то, что ему предлагалось в качестве жилья, де Труа собрался было уйти: слишком грязно и пахнет гнилью с первого этажа. Но в комнату вбежал парнишка лет шестнадцати с кувшином воды, дабы господин рыцарь мог умыться. Мальчишка поставил кувшин на стол и сказал, что готов услужить высокородному жильцу.
— Как тебя зовут?
— Гизо.
— Что ты умеешь делать?
— Все, что угодно.
— Почему ты не говоришь мне «господин»?
— Я не знал, что вы уже мой господин.
Бондарь побледнел, гадая, кого этот пятнистый дьявол убьет за наглость: мальчишку или его самого. Но ничего ужасного не произошло. Наоборот.
— У меня в дороге умер оруженосец, — сказал шевалье.
— Вам нужен оруженосец? — глаза парня сверкнули; он был худощавый, гибкий и чумазый. Все в нем было ясно — негодяй, проныра, наглец.
— Нужен.
— А сколько вы будете платить?