Цитадель тамплиеров
Шрифт:
— Конечно же, мы готовим ответ, и госпитальеры скоро почувствуют, что зря затеяли то, что затеяли. Детали плана мы позже обсудим. А в данный момент предстоит решить насущный и вместе с тем деликатный вопрос.
Как по сигналу, присутствующие стеснились возле купели Великого магистра. Круг их сомкнулся.
Брат Гийом сказал:
— Иоанниты колеблются. Им нужен внешний толчок. И ваша… смерть, мессир, — брат Гийом замедлил течение речи, — станет сигналом… Я прошу вас о разрешении скрыть факт вашей смерти до момента, когда изберем нового Великого магистра и разберемся в интриге иоаннитов. Вы, мессир, всегда были против всяческих сантиментов, когда речь шла о выгоде нашего ордена.
Брат Гийом умолк, ожидая ответа. Граф де Торрож лежал в прежней позе, все так же закрыв глаза. Пар стал не столь густым, вода остывала.
— Мессир! Граф де Торрож!!
Монах сделал шаг, наклонился и понял, что Великий магистр не спит.
Молчание продолжалось. Все были готовы к кончине Великого магистра, многие ждали ее. Но она, как всегда, явилась внезапно.
Первым оправился брат Гийом.
— Мне кажется, граф де Торрож со мной согласился в том, что известие о его кончине не должно пока выйти отсюда.
— Вы могли бы и воздержаться от поучений, брат, — недовольно сказал граф де Ридфор.
— Помилуйте, господа, — сказал граф де Марейль, — не станем же мы сейчас препираться.
— Даже рискуя навлечь на себя ваше неудовольствие, господа, рискну повторить: для всего мира граф де Торрож по-прежнему — Великий магистр нашего ордена.
— Вы тоже, брат, не забудьте выполнить последнее указание Великого магистра, — криво улыбнулся де Ридфор.
— Что вы имеете в виду?
— Разослать уведомления о сборе великого капитула, брат.
— Чего бы я стоил на своем месте, если бы не сделал этого неделю назад, — парировал Гийом.
Коротко поклонившись, де Ридфор, де Фо и де Нуар вышли из купальни.
Граф де Жизор посмотрел им вслед.
— Прискорбно, что в такой час некоторые высокородные братья более думают о своем месте в ордене, чем о месте ордена в мире.
Брат Гийом сказал.
— В ваших словах много правды, господин местоблюститель, но, к счастью, не вся.
Граф де Марейль вмешался:
— Ваша склонность говорить загадками, брат Гийом, иногда раздражает.
— Знаю, — кивнул монах, — пойдемте, господа. Я должен распорядиться. Нельзя же оставить тело здесь.
Когда монах вновь присоединился к де Жизору и де Марейлю, они оживленно спорили.
— Что заставило вас волноваться?
— Жерар де Ридфор, — угрюмо сказал сенешаль.
Де Марейль кивнул и стал походить на нахохлившегося попугая.
— Вы не хотите, чтобы он стал Великим магистром? — спросил брат Гийом.
— А вы видите ситуацию, при которой этого можно было бы хотеть? — огрызнулся старик.
— Скажу честно, и мне не слишком нравится де Ридфор. Но нужно предвидеть всякое.
Де Жизор и де Марейль некоторое время переваривали сказанное. Де Марейль наконец заметил:
— Меня смущает ваша позиция, брат, — он сидел в кресле Великого магистра.
Брат Гийом подошел к окну, глянул во двор и жестко сказал:
— Вы мне лично, граф, много симпатичнее де Ридфора, и я считаю, что вы были бы полезнее ордену, чем он. И для меня благо ордена важнее, чем мои собственные симпатии. Как видите, я откровенен.
Де Марейль впился маленькими белыми пальцами в подлокотники кресла. Такого резкого выпада от монаха он не ожидал. Но он не чувствовал в себе достаточно сил, чтобы поставить того на место. Оставалось надеяться, что случай свести счеты еще представится. Грядут великие перемены. И этот самоуверенный монах, и молодой нахал де Жизор очень пожалеют о том, что недооценили его, графа де Марейля. А пока нужна выдержка.
Необычайно молчаливый сегодня сенешаль, настоящий глава ордена в такой ситуации, вдруг произнес:
— Но, брат Гийом, хотелось бы услышать что-то кроме общих слов. Теперь я по должности обязан вас слушать.
— Вы правы, мессир, — сказал брат Гийом.
В комнате потемнело.
— Будет гроза, — сказал де Марейль. — У меня ломит суставы. И — духота.
— Граф де Ридфор, — заметил брат Гийом, — не успеет доехать до капитула и попадет под ливень. Н-да… Это его слегка охладит. А по делу докладываю. Де Торрож говорил во дворце с королем, но тот явно не внял. И через месяц-полтора на свою беду объявит наш орден секуляризованным. То есть мы должны будем стать сугубо духовной организацией. Наши крепости в Палестине займут люди Монферрата или госпитальеры. При том, что у нас не будет Великого магистра…
— Папа не позволит! — возразил де Марейль.
Брат Гийом рассеянно кивнул.
— Да, Луций не позволит. Но заговорщики его сменят. Это не так уж сложно. Д’Амьен умен, а в Риме полно желающих. И пока мы встретимся с новым понтификом, пока убедим его подтвердить наши права и привилегии, пройдут месяцы. Нашим позициям в Святой земле будет нанесен, возможно, невосполнимый урон.
— Насчет Луция вы как-то слишком, — пробурчал де Марейль.
— Отнюдь. У Гонория много друзей в курии. За обещание открыть Риму богатства иоаннитов, он пообещает Луцию избавить его от нашего диктата. Собственно, я отправил уже гонцов с предупреждением Луцию, чтобы берегся отравы. Он ведь чревоугодник…
За окном хлынул ливень — тяжелый, увесистый. В зале стало свежее.
— Ваши действия основаны только на вашей проницательности? — спросил де Жизор.
Брат Гийом продолжительно посмотрел в глаза своего молодого начальника. Что-то было такое в его насмешливом взгляде, что говорило сильнее слов.
— Ну, хорошо, оставим. Меня занимает другое. Что нам дает основание полагать, что мы держим Бодуэна на привязи? Что вы имеете в виду, намекая на это?
— Он думает, что мы не знаем о его встречах с д’Амьеном. Он их скрывает. Но стал небрежен. Думает, мы уже не успеем его обнажить.