Цитадель тамплиеров
Шрифт:
Он был старше спутников и угодил в долговую яму, когда напарники еще не растили бороды. Они полагали его в известной степени главным.
— Получается, нам поручили казнь. Мы — палачи?..
Де Кинью застыл с разинутым ртом. Де Бурви изумленно разлепил брови.
— Отвратительно! — сказал маркиз.
— Может быть — отказаться? — спросил предводитель.
— Но тогда… — сказал де Бурви… И не продолжил.
Де Созе нашел извиняющий довод:
— Но палач расправляется с беззащитным, а
— Разумеется! — вскричали де Бурви и де Кинью. — Получится поединок!
— Правильно! — восхитился барон де Созе и велел харчевнику принести еще кувшин хиосского.
Рено Шатильонский явился в «Белую куропатку» раньше, чем его ждали. Притом не в доспехах, что обнадежило рыцарей, ибо он оказался с виду могуч… Если б еще при нем не было меча!..
Шатильон спросил кувшин пальмового набатейского вина и велел зажарить полдюжины куропаток. Сел скромно в углу. Но публика, хозяин и слуги оказали ему внимания больше, чем рыцарям-палачам.
Сидя в углу, он стал центром харчевни. Очень скоро ему принесли заказанное, и хозяин прямо-таки плясал перед ним.
— Ну, это ладно, — сказал де Созе. — Нам велели его убить, но не портить ему аппетит. Пусть ужинает.
Три пары глаз наблюдали, как мощные челюсти Рено сокрушили первую куропатку.
— Вставайте, де Бурви, будем действовать, как договорились. И перестаньте икать.
Маркиз встал, вытер усы и, стараясь ступать потверже, двинулся в угол, гремя щегольскими шпорами.
Харчевня замерла, люди здесь были всякие и рыцарей навидались.
Маркиз остановился возле Рено, еще раз утер усы и объявил:
— На всем свете нет и не может быть дамы прекрасней, достославней и добродетельней, чем Эсмеральда из Тивериады.
— И что? — был ответный вопрос.
— И со всяким, кто возражает против этого мнения, я готов сразиться.
Де Сантор объяснил господам рыцарям, что Рено Шатильонский послан соблазнить прекрасную принцессу Изабеллу. Поэтому де Созе решил, что самый простой способ вызвать Рено на схватку — это восславить при нем другую даму. Только и всего.
Однако Рено, оторвавшись от куропатки, сказал, что ничего не имеет против этой Эсмеральды и охотно признает ее первенство во всех перечисленных смыслах.
Де Бурви растерялся и возвратился за стол не зная, что делать.
Де Созе нервно грыз кость.
— Я сказал, как задумано… — оправдывался де Бурви.
— А может быть, сказать ему, что он — негодяй? — предложил находчивый де Кинью.
— Нет, нет, нет, — в глазах де Созе мелькали огоньки, он придумал.
— Идите снова к нему, де Бурви.
Тот выронил изо рта кусок колбасы.
— Зачем?
— И скажите ему… повторите все то же, но присовокупите, что достоинства Эсмеральды затмевают
Маркиз прокашлялся:
— Надоело мне болтать глупости. Может, как предлагает де Кинью, сразу навалиться?
Де Созе поморщился.
— Посмотрите, сколько народу! Это должна быть благородная ссора, судари мои, благородная. Поняли?
— Н-да, — вздохнул де Бурви.
— Идите, идите, он съел уже третью куропатку.
Почитатель Тивериадской Эсмеральды неохотно пересек харчевню и выложил пожирателю куропаток все, что велено. Но, поскольку борьбу с икотой он не довел до конца, его пышную речь завершила судорога. Он громко икнул.
Это развеселило Рено, и он спросил.
— Чьи же достоинства бледнеют при появлении донны Эсмеральды?
— Достоинства принцессы Изабеллы, — заявил красный, как рак, маркиз. — И тот, кто со мной не согласен, пусть обнажит свой меч и сразится со мной! — Он снова икнул.
Рено сочувственно вздохнул.
— Вам не везет, мой икающий друг. Ищите других противников. Я с вами согласен.
Де Бурви почувствовал себя оплеванным, но не мог сообразить, как это случилось.
— Не получится благородного поединка, — констатировал де Кинью.
Рено принялся за пятую куропатку и выпил чашу вина.
Де Созе вскочил, закусив губу, с грохотом поставил свою чашу на стол и бросился к Рено.
— Меня зовут барон де Созе, и я не позволю при мне оскорблять принцессу царствующего дома!
Откинувшись на стуле, Рено произнес:
— Тогда предъявите счет вашему товарищу, это он нелестно отозвался о принцессе Изабелле. Я всего лишь не спорил.
— Этого достаточно! Я требую удовлетворения.
Рено зевнул, отхлебнул вина.
— Могли бы сказать, что вам приспичило подраться, зачем устраивать балаган и трепать имена дам.
Де Созе резко обнажил меч и выкрикнул.
— Представьтесь, сударь!
— Да полно! А то вы не знали, к кому пристаете.
Рено встал и рубанул мечом последнюю куропатку, оставшуюся на столе. Ее половинки остались на столике, не шелохнувшись.
Посторонние бросились из харчевни. Хозяин закрылся в кладовке.
Рено применил древнеримскую тактику Горациев против Куриациев, скорее всего не подозревая, что вышеназванные когда-либо существовали. В одиночку он без доспехов вряд ли бы справился с тремя опытными фехтовальщиками. Указанная древнеримская тактика заключалась в том, чтобы, имея нескольких противников, драться с каждым один на один.
Пока де Кинью и де Бурви вставали, выволакивали из своих ножен мечи и, бешено сквернословя, путаясь в стульях и табуретках, спешили на помощь к своему предводителю, Рено успел разрубить правый наплечник де Созе и обездвижил руку барона.