Цитадель
Шрифт:
Она нагнулась, схватила рукой его челюсть и стала тщательно осматривать, вертя влево - вправо.
– Поглядите, поглядите! Ни одной колючки! Вы беззастенчиво наговариваете на бедное, совершенно несчастное животное, только потому что он темный! – исходила праведным гневом защитница полузверя.
Сахатес, услышав, как Тамаа назвала его животным, дернулся, но, получив увесистый пинок Томкиной ногой, сразу угомонился.
Чиа посмотрела на Саху и уловила в карих глазах ошарашенное замешательство:
«Чего она несет?!» - поднял морду, чтобы взглянуть
– У-уу! – жалобно взвизгнул он, и теперь лишь громкое недовольное сопение свидетельствовало о его возмущении.
– Сморите, если бы он мог плакать, вы бы увидели слезы на его морде! – Тамара жалостливо провела рукой по рыжей макушке. Сахатес поднял на братьев увлажненные печальные глазки, в которых дрожала нарождающаяся слезинка.
– Видите?! Видите, как он страдает, раненый вашими несправедливыми подозрениями! Что бы он ни сделал, вы будете первым обвинять его! Вы унижаете беззащитное существо и губите на корню любые попытки раскаяния, потому что постоянно терзать подозрениями того, кто встал на пусть исправления, бесчеловечно и жестоко! А еще нельзя принижать стряпчие таланты, не отведав даже ложки! Вот опробуете, потом ругайте, иначе какой же из вас справедливый Брат?!
От бесцеремонных обвинений Тауш лишился дара речи.
Пена, зная, какое беззащитное существо перед ней сидит, сжала губы, стараясь не расхохотаться. Млоас же, понимая, что Тауш и Пена могут рассориться, не нашелся предложить ничего лучшего:
– Приходи завтра в трапезную, отведаешь и выскажешь мнение! Если паучки придутся не по вкусу, сразу к Старшим! Сможешь даже прихватить одного с собой и предоставить для наглядности…
Уже в комнате Тома вспоминала перебранку и не могла понять, откуда в ней столько нахальства и уверенности, что все ей сойдет с рук. Единственным объяснением была вера в Долона.
«Но можно ли на него так полагаться? Правильно ли сделала или ухудшила свое положение?» - изводила она себя догадками. Но в одном уже была уверена: Млоас и Пена приняли ее в семью и старались поддержать, как могли.
Перед сном хотелось помыться, но делать это в мыльне, где нет щеколды, Томка постеснялась. А наполнять лохань в комнате, потом тащить обратно к вечеру трудного дня было не по силам, поэтому обошлась парой ведер.
Ополоснулась, простирнула белье и единственную хламиду. Почувствовав облегчение, отыскала зеркальце и занялась внимательным изучением своего отражения.
«Сколько времени прошло, а привыкнуть не могу! – тягостно вздохнула она. – Ладно, брови драть, маски делать, и буду человеком, а если намазюкаться, то еще и женщиной».
Вдоволь посокрушавшись, разыскала в закромах сухую смесь, развела горячей водой и перемешала. Получившуюся вязкую жижу размазала по лицу. Чтобы время шло быстрее и с пользой для всего тела, прилегла. А когда очнулась, маска намертво прилипла к лицу и отколупывалась только с волосками.
– Учитывая мое феноменальное везение, ты бродишь где-то рядом!
– в этом Тамара не сомневалась. Представив, как дверь распахивается,
Накрытая простыней, Тома перебежками кралась до заветного места. Однако ликование, что никого не встретила по пути, при повороте краника сменилось яростью. Горячей воды не было!
– Да что ж такое!?
Пришлось еще раз попытаться отмыться холодной водой. Корка стала чуть склизкой, но держалась все так же.
Припомнив, что в состав входит смола и воск, размягчающиеся при температуре значительно выше комнатной, Тамара приготовилась к депиляции, но спохватилась, что где-то наверху есть еще одна умывальня.
"А стоит ли туда соваться, если трубы, возможно, заполняются из одного котла?
– засомневалась она.
– А вдруг из разных?"
Решив, что отколупывание засохшей корки может повредить кожу и привести к воспалениям, отбросила сомнения, приглушила лампу и двинулась по лестнице наверх.
Мыльни не располагались одна под другой, поэтому планировка отличалась. Может быть поэтому, при повороте вентиля, потекла тоненькая струйка горячей воды.
– Ура-а! – обрадовалась Тома и приступила к делу. Однако едва начала, в коридоре раздался хлопок, и она услышала приближающиеся тяжелые, шаркающие шаги…
"Может, пройдут мимо?" - еще теплилась надежда, но, когда поняла, что направляются сюда, от испуга не придумала ничего лучше, как вцепиться в ручку и попытаться изобразить, что мыльня занята. Кричать: "Занято" не решилась, потому что не знала, что обитатели цитадели кричат в подобных случаях.
Дверь потянули, но Тома уперлась изо всех сил. Потянули сильнее. Дверь приоткрылась, но как только ручку отпустили, Томка снова захлопнула ее.
– Открывай! – раздраженным голосом рявкнули за дверью.
Стоя в размазанной маске, она поняла: сегодня не ее день и придется чашу позора испить до дна. Дрожащими руками толкнула дверь и как можно доброжелательнее произнесла:
– Доброго вечера.
А в ответ раздался истошный крик, призывавший всех, кто есть поблизости, сюда. Орали так оглушительно, что Томка рефлекторно закрыла дверь, пытаясь отгородиться от шума. Но просидела одна не долго.
– Выходи!
– сердито крикнули за дверью.
– Простите, я этажом ошиблась! – промямли она.
– Уверена? – вопросил голос человека, который не пропустил ни одного ее позора.
– Более чем!
– всхлипывая, пропищала Тома.
– Выходи! Бить не будем! – заверил старческий голос.
– Выйду, когда отмоюсь!
– А внизу не мылось?
– Там воды горячей не было, а холодной не отмывалось.
– Покажись.
– Нет.
– Я захожу!
– предупредил Ло.
– Не надо!
Но было поздно. Дверь приоткрылась, и в проеме показался он. Оглядев ее, Долон застыл. Немного отойдя от удивления, присел на корточки и стал внимательно рассматривать, не говоря ни слова.