Цотнэ, или падение и возвышение грузин
Шрифт:
— И меньше и послабее стали. После того, как мы начали осушать болота и прорыли каналы, меньше нас беспокоят.
— А эти деревья, привезённые из Синопа, привились?
— Растут, государь. Мы их посадили вдоль дорог. От них такой запах, что комары не приближаются на расстояние полёта стрелы.
— Хорошие деревья. Но и деньги хорошие взял за них наш родственничек, трапизонский император.
Ехали по щебневой, хорошо уплотнённой дороге. По обеим сторонам ещё много было покрытых зелёной ряской, окружённых тростником болот. Местами казалось, что лужи посыпаны отрубями и затянуты
— Посыпаете чем-нибудь? — спросил Ахалцихели.
— Да, князь, воюем понемногу, постепенно гоним отсюда комаров.
— Ты, Антиа, кажется, предпочитал воевать с вражескими войсками, нежели с комариными полчищами! — пошутил царь.
— Истинно так, государь. Врага убьёшь, или он тебя убьёт. Комар же подкрадётся и не заметишь. Не только человека, слона осилит.
— В последнее время прислали новых рабов, нам стало полегче, а то от лихорадки несли такой урон, что рабочей силы совсем не осталось. Ещё бы немного, и пришлось бы просить одишского и абхазского правителей выводить крестьян на повинность.
— Этого делать нельзя ни в коем случае! — рассердился Мхаргрдзели. — Крестьяне разойдутся потом по своим домам. Разве сохранишь тайну! Весь мир узнает, что на Фазисе строятся корабли!
— Этого мы и боялись. Но тут подоспели присланные вами рабы.
Чем дальше они ехали, тем больше редел лес. Наконец он совсем кончился, и засверкало Палеастомское озеро. Вдоль берега на огромных стапелях возвышались строящиеся корабли. Плотники и кузнецы непрерывно стучали топорами и молотками. Неохватные стволы деревьев лежали кучами. В лесопильнях визжали пилы.
— Пригодилось негниющее дерево? — спросил царь, слезая с коня.
— Замечательно, государь, лучшего не найдёшь.
— Греки думали, что если не купим у них лесу, то и лодки не сможем построить! За ливанский кедр запросили сказочную цену, будто бы потому, что из-за войны с мусульманами затруднена торговля. С божьей помощью, одишские и абхазские деревья ни крепостью, ни выносливостью ничем не хуже знаменитых иноземных корабельных лесных пород.
— Видно, что-то почуяли, — тихо проговорил Ахалцихели. — Недавно венецианский посол заговорил со мной как раз об разработке лесов в Абхазских горах. Дорог нет, и дорого, говорит, обойдётся, а мы, говорит, хорошо заплатили бы.
— А ты что ответил?
— Начисто отказался.
— Не нравится мне этот разговор венецианца… Не проник ли сюда, в ваши края, кто-нибудь посторонний? — повернулся царь к Антиа.
— Никого здесь не было, государь. Местность так обособлена, так отрезана от всего мира, что без нашего ведома сюда даже птица не залетит. Мы сами наполовину в лесу живём, а тот берег Палеастомского озера, который ближе к морю, совсем зарос лесом. Сколько бы с моря не подглядывали, всё равно ничего не разглядеть.
Царь поднялся на стапеля. С высоты хорошо было глядеть на заросшие лесом берега озера.
— Моря отсюда не видно, — сказал Лаша, заслоняясь рукой от солнца.
— Это, государь, и есть основное благо, — подтвердил Мхаргрдзели. — Если будем хранить тайну, никому из врагов Грузии и в голову не придёт, что мы на озере строим военные корабли. А в один прекрасный день несколько десятков судов
__ Где корабль, купленный у Дандоло? — спросил царь.
— Стоит на озере. Мы им двояко пользуемся. Нашим строителям он служит образцом, а моряки обучаются на нём морскому бою. Красивый корабль! Загляденье!
— Хвича! — вспомнил вдруг царь трапизонского морского волка.
— Хвича уже там, на корабле! — доложил Ахалцихели. — Как только увидел корабль, сейчас же бросился к нему.
— Пойдём и мы туда, — приказал царь и начал спускаться.
Шли, останавливаясь, глядели на роящихся, как муравьи, рабочих. Некоторые корабли уже обретали форму, некоторые только что были заложены.
Цотнэ насчитал до пятнадцати кораблей. Эта цифра показалась ему огромной, и он оробел. Не напрасно ли он взялся за руководство таким большим делом. А вдруг он, взвалив на себя такую большую ответственность, опозорится перед царём и страной!
Будто догадавшись, Шалва Ахалцихели взял его под руку и ободряюще сказал:
— Ты, Дадиани, часом, не испугался ли?
— Да трудно мне будет, князь… Я их насчитал пятнадцать…
— Ещё пятнадцать будет… Нам нужно снарядить по крайней мере тридцать боевых кораблей, — сказал царь. — Но ты напрасно задумался. Ты, наверно, не совсем точно понял свои обязанности. Пока не научишься строить корабли и управлять ими, ты не будешь начальником. Ты обучишься ремеслу плотника, кузнеца, другим ремёслам кораблестроителя, пройдёшь все ступени этих ремёсел, а также научишься управлению кораблём и правилам ведения морского боя. Для этого будешь трудиться как простой моряк. Научившись одному делу, перейдёшь к другому и только потом в торжественной обстановке примешь амирбарство. Здесь твоими учителями будут греческие и лазские мастера. У них и знания большие и опыт. Постарайся полностью перенять и то и другое, превзойди их, усовершенствуй своё искусство.
— Постараюсь, государь! — уже смелее ответил Цотнэ, обрадованный тем, что не сразу возлагается на него тяжёлая ноша адмиралтейства.
Невдалеке от берега стоял венецианский корабль. На двух взметнувшихся в небо мачтах висели белые паруса. При дуновении ветра паруса наполнялись, и тогда корабль будто покачивался на волнах. На палубах были установлены камнемётные и осадные машины.
Сказочно красивым показался Цотнэ покачивающийся на синих волнах озера этот белый корабль, будто готовый взлететь в облака на своих парусах. Юноша никогда ещё не видел такого судна. На нём, наверное, разместится целое войско, подумал он и про себя стал считать весла. Насчитав тридцать по одному борту, он сбился со счёта.
— Ну как корабль, Хвича? — Ещё издали спросил царь у лаза, увлёкшегося осмотром и оценкой покупки.
— Великолепный корабль. Но у Венеции есть и поновее, помощнее суда. Дорого заплатили, государь?
— Дорого?.. Сколько мы. дали, Шалва?
— Взяли с нас как за пять кораблей, государь. Но если б и больше запросили, не пожалел бы. Прекраснее этого я ничего ни видел. Надо видеть его в бою! Какой он подвижный и легкоуправляемый. Такая махина, а поворачивается и крутится, словно малая шлюпка.