Цотнэ, или падение и возвышение грузин
Шрифт:
Знаменосцы великого национально-освободительного движения девятнадцатого века черпали вдохновение из тех страниц «Картлис цховреба», которые повествуют о самоотверженности Цотнэ Дадиани и Дмитрия Самопожертвователя, героев Бахтриони и священника Тевдорэ.
«Дмитрий Самопожертвователь» Ильи Чавчавадзе, «Натела» и «Баши-Ачуки» Акакия Церетели, «Бахтриони» Важа Пшавела дали грузинскому народу идеал героя, жертвующего собой ради родины, и создали для народов, борющихся за свободную жизнь, образец высокой нравственности, достойной подражания:
О, бесстрашные герои, Наша гордость вы и слава, Поколенья не забудут Ваших подвигов и сеч. Услыхав о ваших битвах, Прослезится старец слабый, Пылкий юноша в восторге Грозно схватится за меч, —писал Григол Орбелиани, а Илья Чавчавадзе и Акакий Церетели в течение всей своей многотрудной
Но мы располагаем и более близкими примерами привлечения истории, воодушевления нынешних бойцов самоотверженными делами героев прошлого. В самые критические дни битвы с гитлеровцами под Москвой советские войска, направляющиеся на фронт для спасения столицы, были воодушевлены примерами прошлого, славой и величием победоносных знамён, под которыми они сражались.
Грузия принадлежит к той малочисленной группе цивилизованных народов, которые издревле имеют написанную на родном языке свою собственную Летопись. Она создавалась в течение веков, продолжалась как слитое воедино повествование и формировалась как одно из доказательств высокой культуры народа. Этот свой — паспорт наши предки назвали «Картлис цховреба». На длинном пути нашего народа ни в чём так не выражена грузинская душа, беды и радости родной земли, её творческая сила, как в этой книге. «Картлис цховреба» — монументальный памятник грузинской культуры, который по своему значению равен самым значительным творениям прошлого, созданным гением нашего народа. Более того: «Картлис цховреба» является одним из значительных памятников мировой историографии, и это без какой-либо скидки. Собственно говоря, книга «Картлис цховреба» состоит из нескольких великолепных летописей. Я считаю, что среди них история Грузии XIII века является непревзойдённой. Эта моя уверенность выработалась и зиждется на многолетней неразлучной дружбе с летописью, продолжительными наблюдениями над сочинением, сопоставлениями его с другими источниками.
Мы располагаем и другим свидетельством о Грузии начала тринадцатого века: имеется в виду так называемая «Летопись времён Лаша» — краткий и сухой рассказ придворного официального историка-панегириста. Эта история, изложенная в возвышенном, выспренном стиле, не содержит почти ничего живого. Конечно, для романиста знакомство с ней обязательно, но «Летопись времён Лаша» даёт слишком скудную пищу для вдохновения.
Иное дело — хроника Жамтаагмцерели! Я много думал о положительных и отрицательных сторонах этой «Летописи», личности её неизвестного автора, о его патриотизме и научных, писательских интересах, а поэтому позволю себе более подробно остановиться на ней.
Грузинский летописец, который в нашей исторической науке прозван Жамтаагмцерели, повествует о столетней истории родной страны, рассказ ведётся непрерывно с начала XIII века до начала XIV века. Это был трагичный век не только для Грузии. В результате внезапного и опустошительного нашествия монголов многие цветущие в экономическом и культурном отношении страны были повергнуты, попали под тяжёлое иго поработителей, и на долгие времена для них закрылся путь к развитию.
Монголы с неслыханной свирепостью, жестоко сломили всякое сопротивление. Значительно раньше, чем появились на своих неподкованных лошадях орды Чингисхана, с молниеносной быстротой распространялась молва об их непобедимости, о бессмысленности борьбы против них. Эти слухи вселяли ужас: очередная жертва бросала оружие, не выходя на поле брани. Так монголы захватили огромную территорию, и создали бескрайнюю империю, в которой «никогда не заходило солнце».
Народы, очнувшись после объявшего их ужаса, глубоко задумались над происшедшим, пытаясь объяснить и выяснить причины и следствия, стараясь найти в них закономерности. Воспитанным в религиозных учениях Христа и Магомета, образованным, но слепо верующим людям казалось невозможным, чтобы в простом противоборстве побеждали стоящие на низком уровне развития и сравнительно малочисленные монгольские орды, чтобы они уничтожали великие своим богатством и мощью государства, сокрушали их многочисленные армии, сравнивали с землёй города, укреплённые согласно новейшим достижениям фортификации, свергали великих государей. В безжалостном уничтожении сотен тысяч ни в чём не повинных людей, в бесчисленных жертвах, во всём этом ужасе, обрушившемся на них, они видели только перст господень, не находя иного объяснения, кроме ниспосланного свыше наказания. И Чингисхан представлялся божьей карой за «грехи и неверие» людей.
Эту концепцию разделила и приняла как обязательную вся созданная в XIII–XIV веках историческая литература. В этой богатейшей литературе, словно драгоценные камни, блещут произведения Ибн-аль-Асира и Несеви, Рашид-ад-Дина и Джувейни, Киракоса Гандзакеци и нашего Жамтаагмцерели.
Произведения грузинского летописца Жамтаагмцерели возвышенными патриотическими идеями, верностью исторической правде, художественными особенностями стиля повествования заслуженно занимают достойное место среди тех первоклассных источников, которые изумляют европейских учёных, разбалованных греческими и римскими авторами. Жамтаагмцерели считается деятелем начала XIV века, современником
Из деятелей прошлого он никого не выделяет своей любовью или ненавистью. Его симпатии и антипатии определяются делами предков. Их он взвешивает и оценивает только по результатам их дел. Более того: даже одну и ту же личность он характеризует по-разному, в зависимости от того, какую пользу или вред принесли государству её действия в то или иное время. Например, повествуя о начале деятельности царя Дмитрия Самопожертвователя, летописец так подробно говорит о привлекательной внешности царя и добром нраве его, что не упускает случая упомянуть, сколько раз он преклонял колена во время молитвы («тысячу пятьсот раз преклонял он к земле колена»), но впоследствии, когда «с годами начал помалу склоняться и смешался с язычниками», научился их «прелюбодеяниям и ненасытности», летописец, не стесняясь, умаляет царский авторитет и называет его злым и распущенным. В борьбе, которая завязалась против царя, летописец явно на стороне его противников и не жалеет слов для подчёркивания их чистоты и правоты. Но впоследствии, когда тот же царь обрёк себя на гибель, летописец с большой художественной силой и душевной болью описывает самопожертвование царя ради народа: «Многоволнителен бренный мир, непостоянен и преходящ. Дни нашей жизни пройдут, как сон и видение. Безболезненно и быстро надлежит отойти из этого мира. Какой прок от моей жизни, если из-за меня погибнут многие, и я, отягчённый бременем грехов, отойду из этого мира… Жаль мне простой народ как агнцев. Я отдам душу ради моего народа».
Так же изменчиво его отношение к Лаша-Георгию. После Тамар на трон поднимается Лаша, и это событие, как начало царствования, летописец описывает так: «В то время веселился и радовался он. И повсеместно была радость и веселье». Но как только колесо судьбы завертелось вспять и на небосклоне Грузии появились первые тучи, летописец одну из причин «гнева господня» усмотрел в поведении главы государства и награждает «богом венчанного царя» жестокими эпитетами.
Наш летописец превыше всего ставит интересы родины и своего народа и если в причинах бед родного народа видит чью-нибудь вину, то осуждает и порицает виновника. В таких случаях не существует для него непогрешимого авторитета, ибо родина — превыше всего, выше самих царей, даже выше «слуг господних». Приговор летописца суров и беспристрастен, ибо в нём содержится и душевная боль, ибо он вынужден изобличать «помазанника божья». Летописцу тягостно рассказывать горькую правду: «Мне стыдно осмелиться говорить, но и не могу молчать, ибо сама обесчестила себя, восстановив против племянника своего», — пишет он по поводу зла, содеянного царицей Русудан в отношении Давида, сына Лаша. Он далее ещё более заостряет эту мысль: «И здесь я вновь пожелал замолкнуть, ибо не подобает говорить о царях порочащее их». Ибо говорит Моисей, очевидец бога: «Правителя народа твоего не называй злым (не делай зла)». Но автор этих строк знает и то, что книга истории народа находится между содеявшими добро и зло и что потомки простят его за правду и беспристрастность, ибо «писать летопись — это говорить истину, а не вводить кого-нибудь в заблуждение». Жамтаагмцерели руководствуется таким подходом, когда несколькими меткими фразами намекает на явные пороки царского двора. В некоторых иностранных источниках (например, у Ибн-аль-Асира) о них сказано пространно и неприкрыто. Этот факт говорит о достоверности источника и национальном самолюбии автора. Грузинский летописец полностью разделяет историко-политическую концепцию летописцев монгольской эпохи: беззаботность правителей страны, их моральное падение, взаимное соперничество и вражда настолько ослабили могучее государство, что когда «господь в наказание за грехи и злодеяния» ниспослал монголов, то государство было бессильно противостоять им и отбросить их орды. Мол, если невозможность победы над монголами была заранее предопределена провидением, летописцу только остаётся почаще напоминать об этом «господнем промысле» и, отчаявшись, неоднократно повторять слова Экклезиаста: «Суета сует и всяческая суета». «И продлилось опустошение и уничтожение страны за безверие наше…» — повторяет наш летописец неоднократно высказанную им мысль.
Ему прекрасно известно, что это несчастье обрушилось не только на Грузию: «Но и Персию, Вавилон и Грецию постигло горькое пленение и безжалостная смерть… Не было никому пощады. Грады и веси, поля, леса, горы и овраги полны были мёртвыми».
Летопись Жамтаагмцерели охватывает самый тяжкий период жизни Грузии и изобилует потрясающими картинами. Летописец нигде не старается смягчать факты. Наоборот, он обнажает истину и даже сгущает краски, чтобы сделать рассказ ещё более впечатляющим и достойным размышлений. Таково подробное описание ужасов избиения младенцев на глазах матерей, беспощадного и хладнокровного уничтожения мирного населения страны. На страницах летописи жуткие описания не уступают картинам Апокалипсиса. Жестокий драматизм повествования соответствует событиям и отлично передаёт сущность и значение описываемых ужасов. Вековая история страны разворачивается в летописи как эпопея, в которой драматизм рассказа как в целом, так и в отдельных эпизодах является главным, определяющим признаком стиля автора, его искусства.