Цвет
Шрифт:
— Шагни вправо, потом влево, не отрывая глаз от портрета. Медленно, не спеша.
Он делает так и замирает.
Он увидел.
— Я уезжаю.
Они все смотрят на меня: брат, отец, мать, сестры. Они ждут объяснений. Интересно, они поймут меня? Или станут удерживать? Запрещать? Они вправе поступить так. И я вправе не подчиниться им.
— Куда? — отец отодвигает тарелку и треплет шестиногого чанга за сяжки. Тот радостно подпрыгивает, трещит на своем языке и старается шутливо прикусить ласкающую его руку.
Нет смысла делать тайну из своих поступков.
— Еще не знаю. Хочу найти того, кто создал портрет Изабель.
— Глупец, — отец поднимает губу, недовольно показывая посеревшие зубы. — Никто не живет так долго. Даже нораны.
— Значит, остались потомки, ученики. Те, кто помнит, кто может повторить.
— Ищи.
Как легко. Я чувствую подвох, но не могу его понять.
— И что я могу взять из фамильных ценностей?
Отец усмехается:
— Ступивший на Золотой Путь сам берет всё, что ему требуется — на Пути. Возьми. Оно твое.
Да, это и есть самое сложное.
— Ты знаешь не хуже меня, что, кроме Норана, больше нигде не осталось золотых плит, — я сдерживаюсь и не выказываю злости, но, уверен, отец чувствует ее.
Он пожимает плечами — чужой жест, не норанский.
— Кто знает. Золотые плиты — лишь символ. Путь — он в душе. Иди. Не откладывай дело на потом, если его можно сделать сейчас. В тебе есть силы. Вдруг именно с тебя начнется возрождение Властителей?
Не начнется. Я ухожу ради другого. И никто не препятствует мне. Оценивают. Молчат.
Почему молчат сестры — понятно — у них еще нет права голоса в общих клановых вопросах. Но почему молчит мать? Я думал, она будет уговаривать меня остаться. Ошибся. Молчит, лишь странно смотрит на меня, словно пытается запомнить, как будто мы каждый день не встречаемся с ней за семейным ужином, как сейчас.
Отец тоже замечает взгляд матери и говорит ей, хотя она ничего и не спрашивает:
— Он уже взрослый. Справится. А нет, так гибель на Золотом Пути предпочтительнее смерти в родовом замке от старости.
Мать отрицательно качает головой. Она не согласна. Но с чем? Я узнаю это потом. Когда вернусь. Есливернусь.
— Я возьму меч. И Знак.
Брат возмущенно кричит:
— С кем ты будешь сражаться мечом? Опомнись! Им можно убивать только Ступивших на Путь, норанов! Но ведь никого из нас нет за пределами планеты! Ты хочешь осквернить оружие и запятнать свою честь?!
— Не кричи на него, Ильдар. Меч — символ. А его честь — это его честь. Пусть берет.
Я благодарен отцу за его слова. Снимаю меч со стены, несколько мгновений любуюсь на причудливый синий рисунок на лезвии, а потом оборачиваю вокруг пояса. Можно идти. Я ни с кем не прощаюсь — это не принято. Вступая на Золотой Путь, ты уже не принадлежишь ни себе, ни семье, ни клану. Лишь всей планете. Ты — Властитель.
Странно прийти туда, где ни разу не был. Не потому, что не хотел, а потому, что это было не нужно. Все межпланетники на космодроме в отличном состоянии — служба консервации свое дело знает. Задать программу расконсервации и спокойно подождать на краю поля, где пластбетоновые амазонитовые плиты сдерживают напор цепкой колючей травки.
Я сажусь на теплую зелено-белую пеструю поверхность и провожу по ней рукой. Прощание? Наверное. Золотой Путь требует полной отдачи. Встав на него, я должен забыть о своих чувствах, желаниях, мыслях. Помнить только о цели, которая и будет вести меня. Так что это последние сантименты.
Корабль к старту подготовили очень быстро — роботы застоялись в бездействии, отрабатывая лишь учебные тренировки. А тут реальный запуск — как не постараться? Они даже выстроились в две шеренги, провожая меня оптико-сканирующими устройствами, пока я шел к входному шлюзу.
Курс я тоже задал еще на предварительной стадии — чтобы быстрее взлететь. С этим оказалось просто — узловые реперные станции не могут менять свое месторасположение. Мне нужно на ближайшую. Нет смысла блуждать по Галактике, если есть возможность получить информацию и отправиться дальше.
Да, я наивен в некоторых вопросах. Признать это — не означает поступиться честью. Только сильный не будет тешить себя иллюзиями. Если нораны не выходили в космос, то как они могут знать обо всех изменениях в жизни разумных?
Первой меня встречает таможенная служба. Мой внешний вид ничуть не смущает сотрудников службы — сказывается профессионализм. Но то, что они видят норана в первый раз, очевидно. Некоторое время они совещаются между собой, а потом один из них подходит ко мне. Он высокий, тело его защищено наружным хитиновым покровом, а конечности снабжены острыми зубьями по внутренней кромке. На личностной метке, прикрепленной спереди, имя и название расы — танланцзы.
— Документы, — говорит он через коммуникатор.
Я отдаю заранее подготовленный пластиковый прямоугольничек.
Насекомовидное разумное долго изучает мою идентификационную карточку.
— Личное имя?
— Нейдар.
— Место обитания?
Формальности. Они болезненно бьют по самолюбию, но ответить надо.
— Планета Норан.
— Цель поездки? — вопросы продолжаются.
— Просветительская. Хочу ознакомиться с произведениями искусства.
— Время пребывания?
— По обстоятельствам.