Цветочек
Шрифт:
Постепенно боль трансформировалась в апатию. Он запретил кому бы то ни было заходить в свою комнату без особой письменной просьбы. Расчет был прост — писать в замке никто не умел, кроме писчего, которого почти никогда не было на месте, потому и общаться к принцу никто не полезет. Впрочем, к нему и так никто не лез. Лишь Матильда каждое утро делала то, что обычно делала Лола — кормила его, меняла и сушила постельное белье, убиралась. Чтобы не расстраиваться, Цветочек уходил на крепостные стены и до боли в глазах вглядывался вдаль, в тщетной попытке увидеть возвращающуюся к нему Лолу. Однажды Матильда фыркнула, что он уж слишком сильно переживает из-за какой-то прислуги. Вилл разорался на всю спальню так, что стало слышно на улице. Он, вытаращив глаза и брызгая слюной, объяснял тупице, что Лола для него как сестра, с которой они
— А Том? — спросила женщина.
— Что Том? — он запнулся. — Том… мой друг… Ну… знакомый… — И совсем тихо добавил, потупившись: — Он сын человека, который меня сюда привез.
— Вы постоянно его звали, когда были в забытье. Я уж хотела послать в замок гонца с просьбой, чтобы этого Тома доставили к нам.
— Его нет в замке, — пробормотал Вилл себе под нос и сбежал от дотошной бабы на стену.
Одиночество. Странное гнетущее одиночество. Оно заглатывало его, уничтожало. Маленькая крупинка, бесполезная и беспомощная. Хотелось кричать во все горло, рвать голосовые связки, хотелось драть на себе кожу и выпускать наружу скопившуюся под ней боль. Все равно никто не услышит и не увидит. Он ненавидел солдат, которые попадались ему навстречу — они не защитили его Лолу, не остановили ее. Он ненавидел сержанта, который через четыре дня прекратил бесполезные поиски. Он ненавидел возничего, который не позволил ему уйти в топи и забрать Лолу у болота. Он ненавидел грубую Матильду, которая все делала не так, как Лола. Он ненавидел Клода, который варил вкусный куриный бульон и делал обалденно нежные сладости — Лола не умела так готовить, но он отдаст все на свете, чтобы есть из ее рук. Он ненавидел почти глухого и совсем слепого Ганса, потому что старик одной ногой стоял в могиле и был абсолютно беспомощным. Таким же, как Вилл. Только Ганс уже свое отжил, а Виллу даже не дадут начать. Но больше всего он ненавидел себя, потому что не остановил ее, не запретил, не уберег. Потому что он слабый и никчемный. Цветочек... Правильно Том тогда плюнул в него этим словом. Сколько презрения было в его голосе, сколько ненависти… Том… Даже собственный брат-близнец его ненавидит и хочет убить.
Прошла еще одна безрадостная неделя. Дни стали холодными, с болот тянулись молочные туманы, а под утро лужи во дворе затягивались корочкой льда. Деревья осторожно меняли листву с зеленой на оранжевую. Выгоревшая за лето трава пожухла окончательно. Матильда сказала, что надо делать запасы на осень, потому что до ближайшего города далеко, дороги вот-вот размоет, а деревня их не прокормит. Цветочек же переживал, что у него совсем нет с собой теплой одежды, что ноги в кожаных тонких ботах мерзнут, и что, если дороги размоет, о возвращении домой до самой зимы вообще можно будет забыть. Еще Матильда говорила, что будто бы от почтовых известно, что король задержался в пути и еще не прибыл домой. С другой стороны, думал принц, расхаживая туда-сюда по стене на самом ветру, это даже хорошо, что король не спешит его забирать. У него же есть Том, его старший сын, а что будет с младшим — разве это кому-то интересно. Он спустился вниз и пошел прочь от замка. Хотелось побродить по болотам, по темнеющему вдалеке лесу, подумать. Все равно до него никому нет дела, отец будет только рад, если с ним что-то случится. У него есть Том и планы на Тома. А он… Он — слабое звено. Прощайте!
Куда брел Вилл по дорожке на ночь глядя, так и осталось загадкой. Мысли, и плохие, и хорошие, сразу как-то улетучились, уступив место пустоте и тишине. Инстинкт, сохраняющий жизнь, не позволял ему приблизиться ни к черному лесу, ни к топям. Он просто шел вперед. Не так, как прежде — с любопытством и азартным страхом, а тупо и бессмысленно переставлял ноги по пока еще крепкой дороге.
Ночь опустилась на болота неожиданно быстро. Раз — и накрыла его своим покрывалом. Ни тебе звезд, ни луны, ничего. Темень такая, что вытянутой руки не видно. Вилл оглянулся, в надежде различить слабые огни замка. Бесполезно. Стало боязно… Как обратно-то идти? С другой стороны, он уже нафантазировал, как уедет куда-нибудь далеко, туда, где мир поделен могучей стеной пополам, или туда, где мужчины ходят в женских платьях и носят смешные тюрбаны на головах, или туда, где люди как птицы… Или туда, где пахнет хлебом… Он зябко поежился и поплотнее закутался в плащ. Только для начала
До деревни принц добрался глубокой ночью. Он промерз до костей, очень устал и хотел есть. А еще он хотел каким-нибудь чудесным образом оказаться в собственной постели своего замка, проснуться от этого кошмарного и бесконечного сна, улыбнуться Лоле и рассказать обо всем. Лола будет смеяться. Приснится же такое…
Он осторожно шел по деревне, прячась в тени домов, если кого-то видел впереди. Хотя мог и не прятаться — никто и внимания не обращал на шарахающегося от собственной тени мальчишку, укутанного в длинный плащ так, что и лица не видно. Пройдя уже большую половину поселения, он вдруг озаботился двумя проблемами — где ночевать и чего бы съесть? Тут ведь должен быть постоялый двор? Но, кажется, чтобы там остановиться, нужны деньги? Которых нет… Да уж… Что делать? Ничего, он что-нибудь придумает. Если решил начать жизнь с начала, то надо начинать! Пусть отец остается с любимым старшим сыном, а он, Вилл, уедет от них. Так и Тому не придется его убивать, и проблема наследования решится в связи с исчезновением наследника.
Он вошел в приоткрытые ворота и осмотрелся — подводы стоят груженые, лошади под навесом хрустят сеном и овсом, фыркают. Вот так удача! Значит, на постоялом дворе сейчас гостят торговцы. Очень хорошо. Надо проситься с ними в дорогу. Опасно, конечно, но надо же когда-то начинать самостоятельную жизнь.
Вилл медленно и неуверенно переступил порог таверны. Спустился по неудобным ступенечкам и оказался в большом полутемном зале. На стенах чадили факелы. Пахло сыростью, немытыми телами, какой-то кислятиной и алкоголем. Он нервно переступил с ноги на ногу, пытаясь различить в полумраке нужных ему людей. Однако, это оказалось делом весьма затруднительным. В таверне было полно мужчин, они громко галдели. То тут, то там слышался неприятный женский смех. Мимо пробегали полуодетые вульгарные женщины. Принц, онемев от страха, попятился задом к дверям и натолкнулся на чей-то большой и круглый живот. Обернулся, готовый защищать себя до последнего вздоха.
Перед ним стоял невысокий полный мужчина в залитой жиром камизе, портах и сапогах. Смерив посетителя изучающим взглядом, он вдруг улыбнулся и удивительно любезным голосом поинтересовался:
— Молодой господин что-то хотел? Комнату на ночь? Ужин в номер? Самую хорошую и опытную девушку?
Вилл перепугано затряс головой. Показал пальцем на подводы.
— Вы приехали с торговцами? — удивленно приподнял бровь дядька.
— Нет, я пришел сюда сам. Но я бы хотел уехать с этими господами. Может быть, вы подскажите, где мне найти их?
Мужчина усмехнулся и еще раз осмотрел мальчика.
— А что вы умете делать? Вы хорошо владеете оружием?
— Нет. Я не умею сражаться. Но я умею писать, считать и читать.
— Тоже мне невидаль. Откуда вы пришли?
Цветочек расправил плечи, открыл рот, чтобы осадить наглеца, указать ему его место, как он смеет так разговаривать с наследным принцем, но быстро прикусил язык, вспомнив, что несколько часов назад отказался от престола в пользу старшего брата и ушел бродить по миру.
— Из за… Из города. С запада. Оттуда, в общем, — махнул рукой в неизвестном направлении.
— Там восток, — не меняя любопытного выражения лица, поправил его назойливый мужик. — И что же вы тут делаете совсем один?
— Путешествую, — с достоинством произнес принц.
— Мммм, — отчего-то засиял подозрительный тип. — Как вас зовут?
— Вильгельм, — И добавил, скромно улыбнувшись: — Можно просто Вилл.
Дядька неожиданно его обнял и похлопал по спине:
— Хорошо, Вилл. Считай, что мы договорились. Пойдем, выпьем что-нибудь за знакомство. Меня зовут Альфонс. Можешь называть меня дядей Али. А ты не спросишь меня, куда мы держим путь?
— Мне все равно, — вяло растянул губы в улыбке Цветочек. Мечта, которая вдруг неожиданно начала становиться реальностью, его весьма пугала.
Они подошли к самому дальнему столу, за которым сидели подвыпившие грязные мужчины. У некоторых на коленях терлись женщины с неприлично оголенными плечами и руками. Смахнув с лавки одного храпящего товарища, дядя Али велел Виллу сесть на его место.
— Принеси нашему другу лучшего вина и побольше мяса, — тронул за плечо ближайшую к себе тетку. — И чтобы все было самым лучшим и свежим. Мальчик привык к хорошей пище и дорогим напиткам.