Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II
Шрифт:
На мгновение его охватила жалость к ней – при свете дня он видел на ее лице признаки возраста, но Тамит была все еще достаточно красива, чтобы вызывать сострадание.
Аменемхет хватил ладонью по подлокотнику кресла, ужасно досадуя на себя.
– Встань, - холодно сказал он. – Тебе вредно сейчас стоять на коленях.
Она встрепенулась, словно хотела сказать, какой он заботливый, потом встала и быстро села снова. Она следила за ним взглядом, точно он и вправду мог несколькими словами разрешить все ее трудности…
Аменемхет
– Ты давно составила этот план? – спросил он наконец, повернувшись к женщине. Ему просто нечего было больше сказать – она загнала его в угол, в ловушку, из которой было не выбраться.
Тамит подняла брови.
– Нет, господин – никакого плана! Как я могла знать, что ты навестишь меня? Ведь даже собственный сын меня забыл!
Аменемхет покачал головой и кашлянул, пытаясь скрыть, что на миг к его презрению снова примешалась жалость.
– Ты заслуживаешь смерти, - сказал он. – Зря я не слушал всех тех людей, что оговаривали тебя, и собственного отца. Они были правы во всех своих обвинениях.
Тамит пожала плечами.
– Наверное, заслуживаю, - сказала она с подкупающей наивностью и смирением. – Но ведь ты не поступишь так с матерью своего ребенка, добрый господин?
Аменемхет резко отвернулся и непристойно выругался.
– Не смей никому говорить! – пригрозил он женщине – хотя по-прежнему не имел понятия, что с ней делать.
– Конечно, - согласилась Тамит. – Но ведь ты понимаешь, господин, что я недолго смогу это скрывать.
Вдруг Аменемхет сощурил глаза, подозрительно уставившись на нее:
– А если это не мой ребенок, женщина? Что тогда?
Тамит всплеснула руками.
– Чей же еще? – воскликнула она. – Меня держат здесь взаперти и не спускают глаз день и ночь! Меня всюду сопровождают стражники!
– Это может быть ребенок стражника, - с усмешкой сказал юноша. Бесстыдство этой женщины, равного которому он еще не встречал, почти забавляло его.
– Что ты! – шепотом воскликнула Тамит. – Они стерегут меня по двое, господин, ты же знаешь, и сменяются каждый день по распоряжению жрецов! Неужели какой-нибудь из воинов пошел бы на такое нарушение долга – ведь их могут казнить, если это откроется!
Аменемхет покачал головой, но признал, что она права. И признал, что, почти наверняка, она носит именно его ребенка – ее положение заключенной обеспечило ее… целомудрие.
– Вообрази, - прошептала Тамит с ужасом за него, который казался почти настоящим, - что я рожу здесь ребенка… и люди посмотрят в его лицо и скажут: какой красивый! Мы знаем эти черты – это лицо благородного Аменемхета, сына великого ясно…
– Замолчи! – рявкнул побелевший юноша.
– Или еще раньше люди увидят мой округлившийся живот, - грустно прошептала Тамит. – Мне ведь не запрещается гулять
– Молчать! – выкрикнул Аменемхет; его трясло. – Молчать, или, клянусь, я тебя убью!..
– Ах, нет! – воскликнула Тамит, откидываясь на табурете и поднимая руки. – Нет, господин, добрые слуги Амона не убивают – а те, кто это делает, бывают наказаны богами!
На лице ее при последних словах вместо мольбы появилась угроза – и такая, что юноша вздрогнул, поняв ее намеки.
– Тебя ожидают вечные муки, - срывающимся голосом прошептал Аменемхет. – Если, конечно, тебя похоронят вообще. Ты полностью заслуживаешь участи своего мужа.
При этих словах Тамит всерьез испугалась, но страх на ее лице быстро сменился злостью.
– Пусть, - ответила она. – Но до этого далеко. Реши, что ты будешь делать сейчас, Аменемхет.
Он вздрогнул от гнева при звуке своего имени в таких устах, но промолчал – юноша уже понимал, как беременным женщинам вредно всякое волнение. И ведь это и в самом деле его ребенок, будь она проклята!..
Аменемхет глубоко вздохнул.
– Мне нужно время на раздумье, - сказал он. – Какое-то время ты ведь сможешь это скрывать – не так ли?
Тамит кивнула.
– Да, да. Но не более нескольких месяцев, - сказала она. – Так что не забудь меня, господин. Прости, что ввергла тебя в такое несчастье.
Аменемхет закатил глаза.
– Простить? – воскликнул он, сотрясаясь от ярости. – Ты не… Ты самая…
– Тише! Услышат!
Тамит, махая руками, вскочила.
– Успокойся, мой дорогой господин, прошу тебя! Волнение нам обоим вредно!
Вот теперь она могла уже и управлять им – пользуясь своим положением!
В это мгновение он мечтал убить ее – но это было невозможно в ближайшее время, если вообще возможно. Тамит была матерью его ребенка.
– Я не забуду, - сказал Аменемхет. – Я навещу тебя… не позднее, чем через четыре месяца. Жди.
Тамит поклонилась. Аменемхет гордо отвернулся и быстрым шагом вышел, проклиная ее и свою жизнь.
Несколько дней он лихорадочно обдумывал свое положение – и все мысли, приходившие ему в голову, начинались с рассказа отцу.
Аменемхет был смелым юношей, но не самоубийцей. Отец сейчас…
И так ужасно обозлен – мягко говоря.
А через неделю ему прислали письмо из дома – отец требовал его к себе: матери опять стало совсем худо, и опасались худшего. Страх перед отцом тут же уступил место настоящему ужасу – перед матерью. Как он скажет такое смертельно больной матери?..
Да даже если бы она и была здорова! Это совершенство доброты, семейной любви и целомудрия услышит такое о сыне… Нет, лучше Аменемхет сам умрет…