Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II
Шрифт:
О мать – что ты творишь?
Дорогая, любимая преступница…
Несмотря ни на что, Хепри по-прежнему любил мать больше всего на свете – может, из-за ее грехов еще сильнее… Бедная мать…
Мальчик помолился, чтобы матери стало легче и Аменемхету тоже – чтобы его друг простил ей, что бы она ему ни сделала.
***
Тамит недолго сомневалась; через две недели после посещения Аменемхетом ее дома подозрения женщины блистательно подтвердились.
Она была так потрясена и счастлива, что испугалась за сохранность своего здоровья и рассудка – теперь
Прошла еще неделя, потом другая: ничего. Но Тамит еще сомневалась. Она даже жалела сейчас, что ей досталось такое крепкое здоровье и она не может распознавать свое состояние, кроме как по самым очевидным признакам – ни тошноты нет, ни вялости, ни болей в спине…
Но прошло еще две недели, и тогда Тамит уверилась совершенно.
В ту ночь она почти не спала – потушив все лампы, закутала голову покрывалом и долго смеялась и плакала от счастья.
А наутро взяла остаток папируса и чернил, подаренных Аменемхетом – она сберегла их, вот на такой случай – и, вспомнив уроки своего знатного друга, написала письмо. Потом подошла к стражнику, который знал про посещения Аменемхета, и попросила передать ему эту записку.
Она ничуть не боялась, что пострадает из-за этого письма – стражник не умел читать. А даже если бы и умел: Тамит просто просила господина Аменемхета навестить ее. Конечно, воин никогда не допустил бы, чтобы такое письмо попало в чужие руки, а тем паче, чтобы узнали, кто его отправительница.
Как удивительно людей сплачивает общий грех – куда лучше общего блага…
Стражник, знавший о дружбе своей подопечной с Аменемхетом, но не стоявший на карауле в тот вечер, когда Тамит согрешила с ним, почти без опасения отправился разыскивать сына Неб-Амона – он был уверен, что женщина, которой посчастливилось подружиться со столь знатной особой, просит покровительства…
Не так и ошибался.
Воин нашел Аменемхета в храмовом дворе – юноша разговаривал с каким-то жрецом. Стражник осторожно и почтительно отозвал его в сторону. Аменемхет даже не сразу заподозрил, в чем дело: думал, что это какое-то поручение отца…
– Что случилось? – спросил юноша, постаравшись говорить приветливо и ровно. Получилось не слишком хорошо.
Стражник поклонился.
– Господин, тебе письмо – от той женщины, которую я стерегу, - прошептал он. Оглядевшись, выхватил из-за пояса папирус и протянул юноше; но Аменемхет, которого всегда отличала скорость и сообразительность, чуть не выдал их обоих. Юноша несколько мгновений стоял, точно оглушенный.
Потом вырвал письмо у воина и зажал в руке.
– Я понял, иди, - резко приказал он. Стражник, почти оскорбленный, поклонился и ушел. Ведь из-за этой женщины и этого юноши он нарушил свой долг, а они!..
Но Аменемхет уже не думал о посланном, пробираясь по двору и оглядываясь в поисках уединенного места, где мог бы прочитать письмо.
Остановившись в тени обелиска, юноша развернул папирус.
“Приди ко мне, мой господин –
– Ах ты, блудница, - пробормотал юноша, комкая письмо. – Хочешь еще? Я приду к тебе только тогда, когда Хапи обратится вспять!..
Но вдруг он подумал, что дело может быть и другое – эта бесстыжая женщина могла обдумывать козни, о которых он должен знать… Может быть, потребуется откупиться от нее… Ах, тварь!..
– Хорошо, я приду, - пробормотал он, глядя перед собой сверкающими глазами. – И ты сама прегорько раскаешься, что просила меня об этом!
Он отправился к женщине в тот же день. По дороге в его воображении проносились все способы, какими он мог бы наказать ее… ах, как она пожалеет, что связалась с ним!..
Аменемхет вошел, даже не взглянув на сегодняшнюю стражу, и направился прямо в дом, откинув голову и широко шагая. Юноша казался – и был – божьим бичом, который готовился поразить преступницу.
Аменемхет вошел в дом и направился в ее спальню. Может быть, женщина действительно была столь глупа, что надеялась на удовлетворение – сейчас он ее удовлетворит. Так, что похотливые мысли оставят ее навсегда.
Женщина сидела у столика, как в тот день, и на нем стояла новая лампа, взамен сломанной Аменемхетом. А может, и столик тоже был новый. Мягко, однако, с ней обходятся.
– Что тебе надо? – вместо приветствия грубо спросил сын верховного жреца.
– Сядь, - попросила Тамит; сегодня она была одета прескромно, даже голова окутана покрывалом. Женщина чуть улыбнулась, робко, словно извиняясь. Аменемхет усмехнулся и сел – нет, воссел в кресло.
– Говори, что тебе надо, - приказал он, откинувшись на спинку. – Быстро!
Тамит снова грустно улыбнулась и прикрыла обеими руками живот.
– Я тебя огорчу, господин, - сказала она. – Амон пожелал, чтобы наше свидание принесло плоды.
– Что? – выдохнул юноша, приподнимаясь; глаза его широко раскрылись. Почему-то он ожидал чего угодно, кроме этого – неужели и вправду считал Тамит старухой? Да, она была немолода, но не настолько же…
– Я беременна, - с такой же грустью сообщила Тамит.
Ему захотелось сжать руки на ее горле, и юноша стиснул их в кулаки.
– Ты лжешь, - прошептал Аменемхет, но уже знал, что Тамит не лжет.
Она покачала головой.
– Увы, нет, - сказала женщина. – Я говорю правду перед тобой, как перед самим Амоном… Что ты теперь будешь делать?
“Убью тебя”, - закрыв глаза, подумал Аменемхет; Тамит испуганно вздохнула и откинулась назад, видя, как меняется и бледнеет его лицо, а руки стискивают подлокотники.
Наконец юноша глубоко-преглубоко вздохнул и открыл глаза. Аменемхет встал; сейчас он казался совершенно спокойным.
– Ты говорила об этом кому-нибудь еще? – спросил он.
Тамит встала, потом опустилась на колени перед ним.
– Нет, - прошептала она, сложив руки. – Нет, мой добрый господин…