Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II
Шрифт:
Аменемхет знал, что придет время – и он займет место отца и будет вершить приговоры Амона. Может быть, жестокие. Но это необходимо, иначе все преступники будут творить что хотят.
Сам себе мальчик казался очень великодушным и понимающим – и он наслаждался своей добротой, когда прощал Хепри его грубость и отчужденность. Он надеялся, что его друг одумается и поймет, что если Аменемхет не сердится на него за преступление его отца, которое, к тому же, может бросить тень на самого Аменемхета, то Хепри тем более не может сердиться на Аменемхета за то,
Будущий жрец знал, что осквернение священных мест – очень тяжкое преступление, за которое положена мучительная смерть и вечное забвение. А Хепри, сын такого отца, жил и учился наравне с сыновьями порядочных людей, и даже назван был в честь преступника – кто-то позволил это! Неужели Хепри не благодарен? Как можно не испытывать благодарности за все эти милости?
Но Аменемхет готов был простить и это.
Он любил своего маленького товарища, как никого из прежних благополучных друзей, и готов был сделать для него очень много. После ссоры в доме Неб-Амона Аменемхет некоторое время из гордости и осторожности не подходил к Хепри, ожидая, что тот подойдет сам. Этого не произошло – малыш обиделся очень крепко.
Тогда Аменемхет сам стал избегать его и привлек к себе старых приятелей – он никогда не испытывал недостатка в тех, кто желал бы с ним дружить. Неудивительно. Но Аменемхет знал, чего стоит такая дружба… он всех этих угодливых друзей, ищущих возвышения за его счет, отдал бы за одного маленького Хепри.
Только теперь Аменемхет понял, как любил его. Это был настоящий сердечный друг – тот, с кем можно говорить обо всем, кто помолится за его недужную мать и не порадуется за его спиной его бедам. Хепри был очень умен для своих лет, Аменемхет сейчас признавал, что такого глубокого ума в его возрасте не имел.
Пожалуй, мальчик даже подошел бы к старому другу сам – но теперь уже его удержала гордость. Почему он должен набиваться в друзья тому, кто этого не хочет! И Аменемхет полностью вернулся к той жизни, которую вел до появления в храме Хепри – играл с приятелями, оставаясь приветливым со всеми, но никого не приближая к себе больше других… как юный милостивый, но мудрый царь… много читал и с удовольствием учился… упражнял свое тело… но все эти занятия не давали прежнего удовлетворения. Сердце, научившееся братской любви, теперь требовало ее как насущной пищи.
И Аменемхет сдался.
А может быть, сдались оба – их уступка друг другу оказалась одновременной. Хепри за столом шепотом попросил Аменемхета напомнить ему молитву, которую он подзабыл, и Аменемхет с радостью воспользовался возможностью примирения. Из-за стола они вышли уже почти друзьями – во всяком случае, больше не врагами, какими были почти месяц.
Пока они не общались, Аменемхету состригли локон юности, и теперь он еще больше напоминал того, кем должен был стать – жреца. Теперь он еще больше чувствовал, что в этом его призвание.
– Ты очень похож на отца, - горько прошептал Хепри, давно заметивший эту перемену.
Аменемхет
– Отец не злодей, - прошептал он в ответ. – Прошу тебя, поверь. Законы – установления Маат, и Неб-Амон только слуга…
Хепри кивнул; его рот скривился, но он ничего не сказал. А Аменемхета это выражение боли и подавленного гнева успокоило. Он раньше подумывал, что Хепри может попытаться отомстить, хотя это было и не свойственно ему – так действовать. Хепри был добр и искренен.
Но горе и гнев могут изменить любого.
Аменемхет был рад, что с его другом такого не произошло. Он был просто счастлив, что не лишился своего товарища – ведь он нуждался в нем куда больше, чем показывал и даже себе признавался.
Ночью они снова долго шептались – как бывало когда-то, а потом оба заплакали и обнялись. Аменемхет попросил прощения, хотя ему не за что было извиняться. Но он чувствовал, что это нужно.
Хепри не сказал, принимает ли его извинения – вообще ничего не сказал; Аменемхет не сердился. Он все понимал. Его друг страдал всю жизнь, гораздо больше самого Аменемхета, хотя был его младше.
Аменемхет заметил, что за этот месяц плечи друга снова сгорбились, и первым предложил возобновить упражнения, которые они делали раньше вместе. Хепри смутился и быстро отказался, напомнив, что теперь это нельзя, ведь его отцу все известно…
Об отце Аменемхета оба избегали говорить, и это напоминание вызвало острую, как зубная, боль. Но Аменемхет мог утешить друга – он сам был теперь достаточно искусен, чтобы учить Хепри без помощи и даже ведома учителей.
И Хепри с радостью и благодарностью согласился.
Они снова стали близки, и с удовольствием отмечали, как растут и умнеют – на глазах. Когда прошел год с Опета Амона, девятилетний Хепри отважился навестить свою мать, сам, один.
Аменемхета несколько встревожило это – и он тут же пристыдил себя за подозрения. Ведь ни Тамит, ни Хепри не преступники и не злодеи. За Хепри он мог поручиться – он знал его сердце как свое собственное. И уж никогда он не пойдет на предательство!
Скорее на предательство способны те высокомерные мальчишки, дети знатных отцов, которые при всей своей заносчивости с гораздо большей легкостью, чем Хепри, предлагают себя в друзья. Аменемхет уже понимал, сколько зла могут таить сердца богатых. Они изменят так же легко, как подружатся, а их сердца не открываются никому…
***
– Мать, тебе очень тяжело жить? – хмуро спросил Хепри.
Он сидел и смотрел на эту женщину, которая когда-то казалась ему самой красивой на свете. Той женщине он никогда бы не задал такого вопроса. А этой…
Тамит присела перед ним на корточки, и мальчик отчетливо увидел ее сухую кожу, ее морщинки. Она все еще была красива, но уже не была молода. О мать. Кто обрек тебя на это?
– Ты знаешь все сам, - внимательно глядя ему в глаза, ответила Тамит и погладила его по щекам – теперь он чувствовал, какие грубые у нее пальцы. Подержав и поцеловав руку госпожи Ка-Нейт…