Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II
Шрифт:
– Какой ты сильный, - восторженно прошептала она. Он чуть не простонал, готовый грубо оттолкнуть ее; иначе мог бы просто опозориться перед ней.
Тамит вдруг словно все поняла – руки взбежали по его плечам и, нежно охватив его голову, наклонили ее; потом он ощутил ее теплое дыхание и горячие губы на своих губах. Порыв оттолкнуть женщину был сильным, но мгновенным – в следующий миг все мысли и сопротивление были смыты ее страстным поцелуем, на который он ответил, как страстный и опытный любовник, и ее бесстыдными ласками. Аменемхет дрогнул, как утопающий в объятиях Хапи, и отдался этим объятиям. Это было мощнее
Их губы снова слились в поцелуе, и несколько мгновений Тамит наслаждалась небывалой властью – над красивейшим и знатнейшим юношей в стране, сыном господина, который с легкостью загубил ее жизнь и которому оказалось так легко отомстить. Потом Аменемхет резко перевернулся, навалившись на нее, и теперь уже она принадлежала ему, с неподдельным пылом отзываясь на каждое движение, каждый стон. О, как он был хорош, он полностью властвовал над женщиной в любви, как властвовал всегда во всем.
Ощутив сильнейшее, блаженное, опустошающее избавление, Аменемхет с коротким криком с силой прижал женщину к себе; потом разжал руки и лег ей на грудь, тяжело дыша. Он был так ошеломлен, что не мог думать связно – что он такое совершил, как это вышло?
Прежде, чем его охватили ужас и гнев, Тамит обвила шею юноши руками и прошептала, быстро, успокаивающе:
– Все хорошо, мой господин. Ты очень молод, тебе это необходимо. Я твоя служанка.
Юноша резко высвободился и сел, неподвижно глядя на нее; но вспышку гнева она предотвратила – он уже владел собой.
– Что ты такое говоришь? – спросил Аменемхет.
Точно она объясняла ему какую-то премудрость, которой не учили в его высшей школе. Что ж, так и было.
Тамит улыбнулась, почти по-матерински мягко.
– Все хорошо, - прошептала она. – Не стыдись. Я только твоя служанка, забудь об этом… это не имеет значения…
– Как это не имеет значения? – медленно проговорил юноша, поднимаясь на ноги; вставая, он нашарил свою повязку и стал ее оборачивать вокруг бедер, но смотрел при этом только на Тамит.
– Ты мать моего друга… осужденная моим отцом… что ты такое творишь? – запинаясь, спросил он.
– Я же не твоя мать, - с улыбкой возразила Тамит. – Не бойся, Амон не рассердится. Амон мудрый бог, он понимает, что нужно его юным слугам – ты же любимец бога, - шепнула она. – И ты не давал обета целомудрия.
– Нет, - сказал Аменемхет.
Он ошеломленно провел руками по гладкой голове. Нет, не давал – но, выходит, можно делать то, что он сделал? Как это так?
– Запомни, что я твоя служанка и я всегда к твоим услугам, - шепнула Тамит, ласково проводя рукой по его плечу. Он не отстранился. – Многие господа и многие благочестивые жрецы делают так, - прошептала она и поцеловала его. – Успокойся, мой господин. Успокойся.
Он начал успокаиваться – ему начало казаться, что она права. Умный юноша знал, что ее слова насчет
– Если ты хочешь меня еще, только прикажи, - прошептала Тамит.
Беспокойство начало отступать – чувство власти над этой женщиной, обладания ею, невозможного нигде, кроме этих стен… этой темноты… захватывало. Аменемхет чувствовал, что совершает очень дерзкий поступок; но он никогда не был покорным, даже в стенах храма не был полностью покорным. Любимец бога. Тамит обняла его за шею, и вдруг его захватила гордость – теперь он был мужчиной.
Прежде, чем уйти, он совершил это еще раз.
Это было медленнее и слаще, чем в первый раз – и он чуть не уснул в объятиях Тамит; но потом опомнился и отрезвел, как пьяный, которого окатили водой, увидев то, что они сделали, в истинном виде.
Вина, стыд и гнев овладели им одновременно и сразу – и с такой силой, что Тамит чуть не убежала от своего любовника на крышу, боясь пасть жертвой этих чувств; Аменемхет швырнул в стену столик вместе с лампой, и с яростью на женщину и на себя смотрел, как разливается горящее масло, которое он затушил только через несколько мгновений. Даже если бы дом загорелся, он едва бы это заметил.
Аменемхет не мог обозначить своего преступления ярче, чем это только что сделал.
Он покинул дом Тамит, полный раскаяния, потерянный… ему казалось, что за такой поступок его ждет грозная расплата, хотя юноша не мог назвать, в чем именно было его преступление.
Во всем.
Если только узнает отец…
При мысли об этом Аменемхет покачнулся и чуть не упал на колени на глазах у стражника – ведь тот наверняка понял, что произошло! Еще бы, он стоял под окном!..
Что такое с ним случилось, что он повел себя как последний глупец и распутник – он, такой благочестивый, властелин своего сердца? Аменемхет мог назвать то, что сделал, только безумием. Эта женщина обладала способностью лишать разума.
Теперь он полностью верил в ее подлость и коварство, но поверил слишком поздно…
***
Тамит лежала на кровати, умиротворенная, почти счастливая. Она вспоминала своего любовника – несмотря на юность и полнейшую неопытность, восхитительного. Она наслаждалась его телом и обладала им; то, что когда-то давно Тамит мечтала совершить с его отцом, было даровано ей в еще лучшем виде… то же тело, но намного моложе… сильное, горячее и свежее, как цветок.
Конечно, никто не пришел к ней и не наказал за содеянное – стражники Амона никогда не посмели бы вмешаться в такое дело и, тем более, кому-нибудь сообщить… они сейчас могут думать только о том, как бы остаться в стороне, как бы остаться незамеченными грозным господином дома Амона и отцом этого юноши.
И уж подавно он сам никому никогда о таком не расскажет.
Тамит вздохнула, думая, как мало понадобилось, чтобы очаровать Аменемхета – немного душистого масла, которым она пользуется уже давно: ей удалось выпросить его после того, как сын назвал ее старухой. Ее кожа быстро стала почти прежней – только немного морщинок осталось у глаз и рта. Но их успешно скрыла темнота – морщинки, как и безобразные ногти, и седые волоски.
Душистое масло и темнота – могучие союзники, которые помогли ей одержать победу.