Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II
Шрифт:
Он отправился домой с твердым намерением признаться во всем отцу и отдаться на его милость, только умолив ничего не говорить матери.
Но едва он переступил порог дома, такие мысли оставили его – дом наполняло горе, и в нем не было места для чужих распутных женщин и распутства сыновей. Мать умирала. Не оставалось никаких сомнений… и никаких надежд.
Аменемхет вошел в спальню Ка-Нейт, где уже были Меритамон, постоянная, как пирамиды, Мерит-Хатхор и отец. На него было страшно смотреть – но на мать страшней.
Аменемхет преклонил
Она все еще была прекрасна – как восковая статуя. Казалось невозможным, чтобы эта неподвижная маленькая женщина встала и ожила; но, наверное, этого уже не произойдет…
Аменемхет не понимал, что плачет, пока мать не стала утирать слабой рукой его слезы.
– Как жестоко, - прошептал юноша, сознавая, что ропщет на богов, и желая этого. – Как жестоко!..
– Нет, - слабо возразила Ка-Нейт. – Это облегчение, мой дорогой – для вас и для меня. Я долго мучила вас… простите. И мои страдания тоже кончатся.
Аменемхет поднял голову и увидел, что плачет и отец.
Он вскочил на ноги и бросился ему в объятия – это было единственное, что могло произойти; Неб-Амон крепко прижал сына к себе, а тот зажмурился, ощущая, как по щекам бегут обжигающие слезы боли и вины. Боли обо всем… Вины за все…
– Всем следует оставить госпожу, - сказала Мерит-Хатхор, но голос ее прозвучал без привычной уверенности. Неб-Амон не ответил и не двинулся с места; Аменемхет покачал головой.
– Нет, боюсь, что…
Мерит-Хатхор шикнула на него. Аменемхет снова опустился на колени у постели матери и взял ее за руку, потом положил голову на ее ложе, и она стала тихо гладить сына по голове…
Меритамон давно плакала в углу, а Мерит-Хатхор, губы которой подозрительно дрожали, утешала ее.
– Выйдите, - снова попросила наперсница Ка-Нейт через несколько минут, и в этот раз послушались все, даже господин.
Мерит-Хатхор осталась с госпожой вдвоем.
Это было ее право.
Она вышла через некоторое время, и все застыли, ожидая приговора. Меритамон всхлипнула, готовясь зарыдать – ей было легче всех, она могла рыдать, не боясь уронить себя…
Мерит-Хатхор покачала головой.
– Нет, госпожа спит.
Ка-Нейт умерла этой ночью, как ее мать – во сне, тихо и милосердно.
========== Глава 45 ==========
Весь дом рыдал – хотя к этой смерти готовились давно, госпожа была так любима всеми, что, даже перестав занимать главное место в доме, занимала главное место в сердцах своих слуг. Женщины вопили, как полагалось вопить, провожая покойника; но в их плаче слышалась неподдельная скорбь.
То, личная служанка госпожи, несмотря на свое горе, сейчас была занята
Он плакал над ней скупо, но лицо застыло маской скорби – казалось, в один день он состарился на несколько лет. Этот некогда блестящий, полный сил муж – прежде такой красивый, что с уст всех видевших его срывались восхваления – сейчас казался на десять лет старше своих пятидесяти пяти.
Мерит-Хатхор сейчас была нужна дому как никогда: чтобы поддержать слабеющие силы господина дома, в полную силу вести большое хозяйство и, как мать, призреть осиротевших детей. Когда-то госпожа вверила их ее заботам, уже предвидя, чем все кончится…
Меритамон много плакала, но не вызывала у домоправительницы такого беспокойства, как господин дома и его сын. Стареющий мужчина и юный так страдали по любимой женщине, что Мерит-Хатхор всерьез опасалась за их здоровье и будущее. Она знала, что Неб-Амон в конце концов овладеет собою и вернется к своим обязанностям – закаленный жрец – но его жизнь смерть жены сократит намного.
Юноша, всегда казавшийся очень здоровым и сильным духом, был потрясен намного больше, чем Мерит-Хатхор ожидала – хотя она знала, как мать дорога Аменемхету; но ведь это был закаленный ученик школы Амона и сын великого отца… это был очень сильный, хоть и юный, мужчина. Аменемхет ужасно осунулся в дни траура и не мог браться ни за какое дело. Почти все семьдесят дней, в которые он, конечно, оставался дома, выполняя необходимые для души матери обряды, юноша промолчал, не разговаривая даже с нуждающейся в утешении сестрой – а ведь Аменемхет всегда был добрым и сострадательным. Нет: когда только мог, юноша закрывался в своей комнате и в одиночестве предавался своему горю.
А ведь его отец, пораженный случившимся в самое сердце, так нуждался в сыновней поддержке! Никто не мог сделать для него того, что его любимый сын и наследник – но Аменемхет отказывался.
Мерит-Хатхор даже показалось, что именно отца он избегает больше всех.
Провинился перед ним? Но разве сейчас время об этом думать!
Юношу как будто тяготило пребывание дома – не из-за смерти и траура, а по какой-то другой причине…
Но Мерит-Хатхор было некогда задумываться еще и об этом. У нее было слишком много дел.
Наконец настал день похорон – саркофаг розового гранита в сопровождении множества жрецов и плакальщиц доставили к реке; и по дороге к процессии присоединялись все новые люди, знавшие и любившие Ка-Нейт. Многие плакали – не потому, что требовал обычай, а искренне.
Но погребение было намного скромнее, чем рассчитывал великий ясновидец – а может, он теперь на это и рассчитывал? Слишком велика была его любовь и печаль, чтобы вот так обнажить свое сердце перед всеми, кто готов поразить его. А таких было очень много.