Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II
Шрифт:
Мать не вышла ему навстречу, хотя наверняка видела из окна; а может, она больна? Может, обезумела… умирает?
Хепри побежал. Он ворвался в дом, промчался по коридору, спеша к своей матери, всхлипывая от любви и страха за нее; вбежал в спальню…
– Мама!.. – крикнул он, ничего не видя от слез.
– Здесь я, здесь!
Теплые руки обняли его, и он, рыдая, прижался к материнской груди.
– Успокойся, малыш, - шептала Тамит, целуя его и гладя по голове. – Успокойся, милый, я жива и здорова. Все хорошо.
Слово “малыш”
– Ты не забыл меня! – сказала Тамит. Радость, почти ликование в ее голосе неожиданно испугали Хепри, который вспомнил, как вел себя с ним друг. Что такое случилось между ними?
Мальчик в последний раз протер глаза и увидел Тамит ясно – поразившую его в первый миг морщинками на лице и сединой, такой яркой в черных волосах. Потом новый образ слился со старым, тоже немолодым; мысль о возрасте матери была привычной, и мальчик успокоился.
– Аменемхет нажаловался мне на тебя, - сказал он. – Что случилось, мама?
– Нажаловался? – изумилась Тамит.
Не тому, что юноша затаил обиду, а тому, что нажаловался. Господин – слуге!
Хепри сел.
Так обида была!..
– Что ты сделала ему, мама? – робко спросил он, уже трепеща в ожидании ответа.
Тамит села рядом и снова улыбнулась – теперь так злобно и вместе с тем счастливо, что напугала сына окончательно. Матушка, содрогаясь, думал он. Дорогая…
Тамит обняла мальчика за плечи, точно затем, чтобы он не сбежал от ее признания. А потом наклонилась к его уху и нежно прошептала:
– Аменемхет влюбился в меня, и я жду его ребенка.
Хепри вскочил и отпрянул от нее, как от прокаженной. Мать смеялась; мальчик упал на колени и обхватил руками голову…
– Ты шутишь? – умоляюще воскликнул Хепри. Мать весело мотнула головой.
– Нет, дорогой.
– Но как ты могла!..
Мальчик вскочил на ноги, пытаясь разгневаться, но это было жалко – довлеющий ужас душил возмущение. Маленькие люди всегда жалки.
И он – жалок рядом с любовью своего юного господина к своей красивой старой матери…
– Как ты могла, - прошептал Хепри, закрывая лицо руками.
Мать была чудовищем, она была ужасна – но другой Хепри никто не даст. Он побрел к ней, и Тамит снова обняла его.
– Это был он – он пришел ко мне как утешитель, а потом обнял меня и овладел мною, - пробормотала женщина. – Ты же знаешь, как он силен.
“Но как он мог влюбиться в тебя? Ты же стара!” - подумал Хепри, но промолчал, полный ужаса.
– Давно это случилось? – спросил несчастный мальчик.
Тамит промычала что-то утвердительное, потом сказала:
– Пять месяцев назад. У меня уже большой срок.
Хепри почувствовал, что не может больше слушать эти бесстыдные слова, вырвался и сел, отвернувшись
Он хотел сказать, что ненавидит ее, но это была неправда. Он ее любил, всем своим маленьким сердцем, и все бы сделал для ее счастья. Он помог бы ей в любом обмане – только бы эти морщинки разгладились, только бы она снова стала смеяться без злобы, снова стала его красивой обожаемой матерью.
Ведь он был так виноват перед ней – отказался от мести.
– Я тебя люблю, - прошептал Хепри, снова прижимаясь к ней, и мать с готовностью приняла сына в объятия.
– Я тоже тебя люблю. Ты мой самый дорогой малыш, - нежно улыбаясь, ответила Тамит. Она коснулась рукой живота и подумала, что тот, кого она носит, ей ничуть не менее дорог – а может, и более дорог, чем Хепри. Драгоценнейшее орудие сладчайшей мести – если она лишится его, то хоть бы и не жить, ни ей, ни сыну… угоднику.
Тамит постаралась скрыть мгновенное отвращение и презрение к Хепри, заставившему ее мстить таким способом. Снова отдавать себя – как будто ее тело и душа ничего не стоят.
Мальчик встал, потупившись.
– Прости меня, - попросил он.
– Конечно, прощаю, - улыбаясь, ответила мать. Было за что прощать – прекрасно, что мальчишка это понимает.
– У твоего друга скоро будет брат или сестра, - сказала она. Вдруг ей захотелось поразить и испугать Хепри. Пусть прочувствует, трус.
Мальчишка уставился на нее, ничего не понимая, а потом спросил:
– Как это… брат или сестра? Ведь это… его ребенок?
Последнее Хепри произнес шепотом.
Тамит засмеялась.
– Неужели ты думаешь, что Неб-Амон позволит, чтобы узнали, что это ребенок его сына? Ему придется представить все так, точно это его собственное дитя…
Женщина сладко зажмурилась, вообразив такое. Благочестивейший верховный жрец признается, что у него была любовница, пока жена болела… Любовница-простолюдинка! Такая красивая, что он не смог управлять своей похотью, как последний блудодей!..
Конечно, это будет опасно для его имени, но Неб-Амон устоит – он слишком могущественный человек, чтобы даже такие слухи поколебали землю под его ногами. Это не юноша, который ничего еще не заслужил и для имени которого опасно все.
И убить беременную от сына Тамит верховный жрец не посмеет – не посмеет перед смертью взять на душу такой грех: ведь он боится богов, убийца.
Интересно, когда Неб-Амон возьмет ее в свой гарем? Хотя гарема у него нет – что ж, появится. Поздновато начинать, но ничего не поделаешь…
Тамит смеялась и смеялась, даже не заметив, что сын ушел.
Аменемхет стоял перед дверью в покои отца, как много лет назад его маленький друг – и с таким же, если не большим, страхом ожидал отцовского суда. Наконец слуга, докладывавший великому ясновидцу о приходе сына, появился из дверей и почтительно пригласил Аменемхета войти…