Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II
Шрифт:
Неб-Амону понравилось, в какой гнев пришла эта женщина, узнав обо всем – гнев на эту шлюху; она винила единственно ее. Неб-Амон считал виноватым и сына, но был очень доволен такой преданностью, зная, что Мерит-Хатхор будет молчать как немая и в случае необходимости сама поможет устранить любовницу сына.
Неб-Амон давно уже понял, что эта женщина похожа на него самого – они о многом одинаково думали; она была очень хороша тем, что не имела женских пороков. И он не жалел для нее наград.
Такие люди намного дороже золота.
Хепри
Хепри все понимал и не винил друга.
Но это было очень тяжело.
Мальчик до сих пор помнил, как почувствовал себя, когда услышал из уст Аменемхета, что его мать забрали в дом Неб-Амона. Почувствовал, будто его вешают и вот-вот выбьют из-под ног опору…
Мама!
Кем бы она ни стала – наложницей, обманщицей, убийцей – пусть только не бросает его, не умирает! Во всем мире их было только двое друг у друга, с какими бы людьми мать и сын ни сходились. Но Хепри чувствовал и гнев на мать… не потому, что она такая, а потому, что она отнимает у него его друга и покровителя. Он ее не винил. Но он не мог не страдать и не гневаться.
Когда Аменемхет вернулся из дома, Хепри увидел на его спине заживающие следы от побоев – отец побил его за Тамит… как все это ужасно, как по-взрослому ужасно. Неужели взрослая жизнь именно такая?
Хотя ему ли, сыну преступника, об этом спрашивать?
Из дома Неб-Амона к Хепри приехал не друг, а отчужденный, позврослевший и страдающий господин. Аменемхет был всегда старше его по положению, а когда он взял его мать, стал ему словно бы отчимом – как бы страшно это ни звучало. И это уже никогда не изменится.
Хепри попытался все это понять и вместить в свое еще не созревшее сердце – получалось плохо, но надо стараться. Никто ему в этом не поможет, и меньше всего его друг… бывший.
Хорошо было хотя бы то, что Хепри никто не трогал, все товарищи привыкли, что он под покровительством Аменемхета. Наверное, он по-прежнему мог на него полагаться, и радовался этому, потому что мало чему сейчас мог радоваться, и еще меньше было того, на что он мог рассчитывать.
Аменемхет и в самом деле много думал о Тамит – пятнадцатилетний юноша, который всегда был взрослее и серьезнее своего возраста, теперь чувствовал себя словно обделенным отцом и мужем… никогда бы не подумал, что будет так, ведь эта женщина обманула его. Но теперь ему было почти безразлично, как она поступила с ним, он хотел быть с ней. Его желание еще увеличилось от отцовского запрета видеться с Тамит и запрета всем рассказывать о ней и ребенке; Аменемхет понимал, что теперь Тамит – собственность отца, все будут считать, что она носит ребенка Неб-Амона. Это оскорбляло гордость юноши, почувствовавшего себя мужчиной, и услуга отца казалась ему возмутительным наказанием.
Но ничего не сделать. Неужели он может пожертвовать своим добрым именем, чтобы быть с Тамит? Нет, конечно.
Он знал, что должен учиться как раньше и быть благочестивым
Тамит блаженствовала и отдыхала, набирая красоту, как плоды спелость. Она сейчас не думала ни о чем, позволив себе отвлечься от всех забот – зная, что чем больше она будет озабочена, тем меньше очарования к ней вернется. А она должна стать очень красивой.
Благодаря упругости кожи и мышц ее растущий живот оставался аккуратным, делая ее не уродливой, а скорее более… женственной. Тамит похорошела от беременности, как когда-то это случилось с Ка-Нейт; хотя она была и старше Ка-Нейт, но была намного крепче и… опытнее.
Ее кожа стала мягче, лицо просто цвело, а волосы… единственное, что ее огорчало, были волосы, не желавшие молодеть. Но для волос существует краска. Тамит была почти так же красива, как в дни юности, и даже лучше – она знала, в чем для мужчин состоит красота женщины. В обещании наслаждения, которое она может подарить. А ее любовный опыт был теперь намного больше.
Тамит проводила время как знатная госпожа – ублажала свое тело, которое было ей очень благодарно; ела тонкие блюда, которые готовились для нее по первому требованию, дремала под деревьями в саду… вышивала пеленки для маленького господина, который рос в ее животе… только папируса и чернил ей не давали. Ничего, это подождет.
Тамит никого не видела, кроме слуг, и господина дома тоже – но этому была только рада.
Интересно, когда приедет ее юный любовник? Увидится ли она с ним? Тамит чувствовала, что сам Аменемхет этого очень хочет – еще больше от разлуки.
Скоро праздники Амона. Аменемхету уже пятнадцать лет, какой он, наверное, станет красивый… Тамит просто облизывалась, представляя его тело. А уж он, наверное, ее съест, когда увидит.
Отец взбесится, конечно, если сын попытается увидеться с его наложницей, но ведь на то Аменемхет и смелый юноша, которому нравится преодолевать преграды. Чем больше трудностей, тем слаще цель.
Не так ли?
Аменемхет действительно приехал на праздники Амона; и действительно возмужал и похорошел, хотя и меньше, чем ожидала Тамит – от переживаний. Он ожидал, что отец по-прежнему не будет с ним разговаривать и что ему по-прежнему будет запрещено выходить к общему столу – но Неб-Амон удивил его, сказав, что ему разрешается вести себя как раньше.
Как раньше. То есть до Тамит.
Аменемхет был умен и сообразил, что это значит – отец не хочет, чтобы его отношения с сыном вызвали подозрение у непосвященных слуг, а, главное, у Меритамон, почти девушки-невесты… ей совсем ни к чему такое знать о брате. Меритамон ведь умна и любит брата, и допытается, за что он наказан.
До сих пор дочь и домашние слуги ничего не знали о Тамит, и Неб-Амон был намерен держать позор сына в тайне как можно дольше. Необходимость этого понимал и умный Аменемхет.