Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II
Шрифт:
– Знай, - прошептал Неб-Амон. – Путь зла – самый легкий, а путь правды – самый трудный из путей. Но у того, кто следует правде, награда не отнимается… А тот, кто следует злу, бывает наказан. Ты понимаешь это?
Хепри кивнул. На самом деле он едва понимал, где он и кто он.
– Ты понимаешь, что твой отец был жестоко наказан за то, что пошел легким путем зла?
Хепри снова кивнул.
Отпусти меня, весь дрожа, думал он. Убийца!..
Неб-Амон снял свою ладонь с его плеча и выпрямился.
– Ты можешь идти, - сказал он.
Хепри стремглав выбежал, не только не пятясь,
Его перехватили за плечи и остановили – маленькие крепкие руки. Аменемхет держал его, пока Хепри бился, потом крикнул ему успокоиться, и тот привычно послушался.
Осознав, кто его держит, он с ненавистью рванулся снова.
– Твой отец убийца! – вырвалось у Хепри.
– Что?..
– Как ты смеешь! – выкрикнул в гневе Аменемхет, осознав, что услышал.
– Он убил моего отца, - дрожа, пробормотал его друг.
Аменемхет несколько мгновений смотрел на него, не понимая – а потом понял. Он приблизил свое лицо к лицу Хепри и прошептал, почти с ненавистью:
– Тогда твой отец – святотатец и тот, кого не называют.
***
Неб-Амон добился того, чего добивался.
После этого объяснения и речи не могло быть о том, чтобы Хепри остался в его доме… или явился сюда еще. Чтобы сын убитого появился в доме убийцы. Или чтобы продолжил как ни в чем не бывало дружить с сыном этого убийцы – Неб-Амон готов был предстать перед этим мальчиком каким угодно, только бы отвадить его от своего наследника. Рассказав обоим детям правду в таком возрасте, когда души чувствительнее всего…
В конце концов, Хепри только бессильный мальчишка и нищий. Его ненависть и страх не имеют значения – пока. А потом… против неосмотрительных поступков в будущем Неб-Амон его предостерег.
Он знал, что мальчишка никогда этого не забудет – образа своего отца, замученного за свое преступление; никогда не забудет, что бывает с теми, кто совершает такие преступления. Он достаточно умен и чуток, чтобы правильно все воспринять.
Неб-Амон был прав – он выжег эти образы на сердце мальчика.
Аменемхет после объяснения с другом в гневе ушел в свою комнату, а переполненного ужасом, горем и яростью Хепри слуга за шиворот утащил в отведенную ему гостевую комнату – раз выбрасывать его из дома приказа не было. Ничего, праздники Амона скоро кончатся, и этот дом избавится от него. Даже если мальчишка, дрожа от страха, просидит в комнате все оставшееся время, тем лучше.
Мальчик лежал на своей роскошной кровати лицом вниз и даже не плакал – коротко, толчками дышал; его маленькое сердечко часто и очень больно билось в грудную клетку. Он видел перед собой молодое лицо своего доброго отца – лицо, искаженное мукой, а рядом его мучителя, красивого и могущественного Неб-Амона, который приказывает пытать его еще, которому безразличны его страдания. Как на земле могут жить такие люди, как этот?
Слезы побежали из глаз Хепри.
Неб-Амон говорил о добре и зле… но мальчик уже понимал, что такое добро, а что зло в его устах. Добро – это когда убивают богатые.
Зло – это когда убивают бедные.
Или
И мальчик уже понимал, что нельзя говорить правду. Никто этого не делает – только маленькие дети, но Хепри уже не маленький мальчик и не может делать так. Он будет молчать, даже когда кричит его сердце.
Он так и заснул, лежа ничком, и ему приснилось то, что представлялось перед сном – искаженное болью лицо отца и лицо Неб-Амона, без всякой жалости взирающего на это. Потом верховный жрец склонился к своей жертве, красивое лицо в один миг обезобразилось, вытянулось и превратилось в морду шакала…
Хепри с криком проснулся и сел.
Он был весь в поту, сердце просто заходилось. Его окружала полная темнота – кто-то погасил светильники или они выгорели сами…
Мальчик вскочил и подбежал к двери – отпахнул занавесь и никого не увидел. Его никто не стерег.
Он зачем-то вышел в коридор – никого. Посмотрел на дверь комнаты Аменемхета – тоже никого. Неужели сына господина дома никто не охраняет?
Мальчик вернулся в комнату – мысли его путались. Он снова лег и спрятал лицо в простынях.
Хепри, ребенок, уже понимал, как невозможно его положение здесь: он в доме убийцы отца, он гостит у сына этого убийцы. Мать лгала, говоря, что не знает, кто судил отца… и Хепри теперь ее не винил.
“Жизнь такова, что приходится лгать”.
Тамит была совершенно права.
Прости меня, матушка, прошептал мальчик. Прости, что сердился на тебя… Прости, что не верил тебе…
Он снова уснул, и снова проснулся от приснившихся ему ужасов. Опять уснул и проспал допоздна – но в этот раз никто не пришел его будить и звать завтракать.
Хепри сидел неподвижно, забравшись с ногами на кровать и обхватив руками коленки. Он смотрел на дверь, но не видел ее – видел только демонов, живущих в его собственном уме, демонов, которых наслал на него вчера Неб-Амон.
Мальчик долго не чувствовал голода – но когда тот пробудился, Хепри счел ниже своего достоинства даже спрыгнуть с кровати. Пусть морят его голодом. С его отцом поступили намного хуже.
Хепри почувствовал, что уже перевалило за середину дня, когда к нему вошел слуга – не тот, другой – и поставил прямо на пол поднос с едой: белым хлебом, жарким и салатом из овощей. Первым побуждением мальчика было спрыгнуть с кровати и опрокинуть все это ногой; но он достаточно повзрослел за эту ночь, чтобы так не сделать. Хепри остался сидеть, дрожащими от напряжения руками прижимая колени к груди, пока слуга не ушел; мальчик чувствовал, как его желудок сам себя съедает от голода.
Оставшись один, он соскочил с кровати, скривившись от боли в затекших конечностях, и, присев на корточки, начал рвать зубами мясо, как звереныш. Он съел все принесенное, потом снова угрюмо бросился на кровать.
Теперь сытый и немного успокоившийся Хепри мог думать о том, кто распорядился накормить его – госпожа. Как такая добрая женщина может жить с таким… шакалом? Волком? Неб-Амон все что угодно, но не человек.
А Аменемхет – волчонок.
Хепри закрыл глаза, думая, когда наконец его вышвырнут отсюда. Ему сейчас было почти все равно, что с ним будет дальше. Незаметно он снова заснул.