Цветок с тремя листьями
Шрифт:
— Вы преувеличиваете, господин Хидэёси.
Нагамаса протянул сандалии, и Хидэёси запрыгал на одной ноге, пытаясь их надеть:
— Да помоги же ты мне. Смотрит стоит. Смешно, да?
— Вовсе нет, — Нагамаса хмыкнул и ловко надел сандалию на протянутую ногу.
— Придержи меня, я дальше сам… — Хидэёси наклонился, завязывая ленты, и выпрямился, тяжело отдуваясь.
— Ох, моя голова… Нагамаса, помнишь, сколько мы выпили на моей свадьбе? Так вот, она тогда так не болела! Как сейчас, когда я завязал одну дурацкую сандалию. Вообще не буду их носить,
— Да не смеюсь я… Правда, не верите?
— Не верю. Где ты шарахался все это время?
— У меня было очень много дел, простите. И вы преувеличиваете насчет тысячи лет, тянет от силы на полторы сотни.
Хидэёси расхохотался:
— Вот бы и правда столько прожить, а? Хотел бы прожить тысячу лет?
— А что, через тысячу лет в этом мире что-то изменится настолько, что это стоит такого долгого ожидания?
— Ах-ха… — Хидэёси внезапно закашлялся, и Нагамаса подхватил его за плечи. — Проклятье… Почему ты такой здоровый, а я такой больной? Мы же почти ровесники, где справедливость, я тебя спрашиваю?
— Да я мальчишка по сравнению с вами. И мои заботы с вашими тоже не сравнимы.
— Ты сакэ принес?
— Конечно, — Нагамаса изобразил на лице горделивую усмешку.
— Хорошее? Или какое не жалко? Ну-ка, дай понюхать!
Нагамаса протянул Хидэёси бамбуковую фляжку:
— Самое лучшее. Я же тоже собираюсь его пить.
Хидэёси откупорил фляжку и недоверчиво понюхал содержимое.
— О, отлично! Молодец! То, что надо. А теперь, — он схватил Нагамасу за руку, — уходим отсюда быстрее, я знаю отличное место. Если нас заметит Мицунари — мне конец.
Хидэёси красноречиво провел рукой по горлу и захихикал.
— Я смотрю, господин Мицунари организовал слежку за вами под предлогом заботы о вашем здоровье и безопасности?
— Вот! Точно! Настоящую слежку. Подсунул мне своих людей — думает, я не вижу, ха-ха. Я уже кровать проверяю на всякий случай. И не зря: прихожу как-то, а у меня под одеялом девчонка. Постель она мне греет, конечно. Лучше бы старуху положили, чтобы охладила.
Нагамаса засмеялся, и Хидэёси тоже мелко затрясся, хихикая.
— А вот мы и пришли, — Хидэёси указал на низкую беседку, увитую виноградом. Спелые гроздья тяжело свешивались вниз, наполовину загораживая вход. — Отличное место: мы видим всех и никто не видит нас. Люблю такие. И закуска под рукой.
Хидэёси отщипнул ягоду и сунул в рот. Нагамаса прошел вперед и осмотрелся.
— И ты туда же…
— В чем-то господин Мицунари прав. Вот только ведет себя так, словно это вы тут главный заговорщик, — сказал Нагамаса.
— О! Вот это ты точно подметил. А знаешь, он прав. Именно я больше всех склонен причинять вред своему здоровью, вот смотри, — Хидэёси поднял фляжку и присосался к ней, — а ты мне потакаешь. Эх, хорошо, что девочки принесли сюда подушки и одеяла, моя задница совсем перестала выполнять свое прямое назначение: на ней невозможно сидеть.
— Держи, — он передал фляжку Нагамасе и тяжело опустился на подушку.
Нагамаса устроился напротив, тоже приложился к фляжке и подумал, что в самом деле давно не имел возможности вот так запросто посидеть и выпить с Хидэёси. Или просто расслабиться. Впрочем, жаловаться не имело смысла: каждый из них сам выбрал свою судьбу.
— Что в Киото?
— Строительство идет полным ходом. Отдельная благодарность господину Токугаве: его помощь людьми и материалами просто неоценима. А Киёмаса, похоже, собирается совсем разорить свои земли: обозы идут один за одним.
— А… Это он молодец, — усмехнувшись, сказал Хидэёси, — ну ничего, тем сильнее у него будет стимул завоевать новые. Отдай фляжку, знаю я тебя, оглянуться не успею, как опустеет.
— Хм… все настолько плохо?
— А что хорошего? — Хидэёси развел руками. — Сколько лет можно мне морочить голову? Если Китай и правда отправил послов, как меня все уверяют, то они идут пешком по морскому дну, не иначе.
— Значит — новая война? Вы поэтому не отпускаете Киёмасу и остальных?
— Подождем еще немного. Нам сейчас эта тягомотина даже на руку. Сначала — Киото, потом будем решать вопрос с войной. Если бы они были поумнее, прислали бы мне письмо с отказом на второй день после землетрясения, — со смехом произнес он.
— Да, но если бы у них были воины, летающие по воздуху, — нам бы точно пришлось нелегко.
— Это ты верно подметил. Кстати, о войне. Ты долго собираешься прятать от меня своего старшего? Ему бы тебе помогать, а он прохлаждается. Брось, я давно на него не злюсь, пусть возвращается.
— Хм… — Нагамаса протянул руку и пошевелил пальцами в воздухе.
Хидэёси хмыкнул и передал ему фляжку.
— Господин Хидэёси, вы… неправильно поняли. Я вовсе не прячу от вас Юкинагу.
— Да? А что он тогда делает в храме? Замаливает грехи?
— Ну, вроде того… эх, мне, выходит, и пожаловаться некому…
— Жалуйся, Нагамаса, жалуйся. Кому тебе еще жаловаться как не мне, своему брату?
— Да, сейчас я вам, а через пятнадцать лет вы мне начнете? — Нагамаса усмехнулся.
— Начну, еще как начну! И не надейся даже сбежать. Что твой сорванец опять учудил?
— Да, в общем, ничего… — Нагамаса откашлялся и выпил, — просто в его возрасте уже пора иметь голову на плечах. Юкинага отличный воин, сильный, бесстрашный, хороший командир. Я бы спокойно доверил ему любое войско, но…
— Что?
— Несдержан, не умеет владеть собой и думает только о своих чувствах. И ему наплевать, сколько глупостей он способен натворить, поддавшись импульсу. Кидается везде, очертя голову и совершенно не желает слушать, что ему говорят.
— Что ему говорит — кто?
— А-а-а… господин Хидэёси, вы сто раз правы. Что ему говорю я. Киёмасу он готов слушать, даже если тот матерится, уронив чашку с чаем себе на ногу. Совсем потерял голову, балбес.
— И ты?..
— И я отправил его в храм, пусть посидит и подумает. Может, монахи хоть немного научат его смирению и послушанию. А то он как-то даже грозился на меня руку поднять, представляете?