Цветок с тремя листьями
Шрифт:
Мицунари ошарашенно смотрел на господина. Кисть застыла в его руке, слово на листе бумаги так и осталось недописанным.
— В-ваша… — наконец смог выдавить из себя он.
— Что? — Хидэёси, глядя на него, хитро прищурился. — Я невнятно продиктовал? Или ты после падения с лестницы стал хуже слышать?
— Н-нет…
— Тогда чего уставился? Пиши.
— Подождите, ваша светлость! Я не уверен, что правильно вас понял!
— А, то есть ты ударился головой, да, Мицунари? Бедняга, тебе следует отдохнуть, я бы позвал кого-нибудь другого, но понимаешь, это секретное
— Пожалуйста, ваша светлость! — Мицунари отложил кисть и коснулся лбом столика, на котором писал. — Я прошу, нет, я умоляю: выслушайте меня!
Хидэёси вздохнул:
— Мицунари, я тебя пригласил помочь мне написать письмо, потому что у меня дрожат руки, а не советы давать.
— Мой господин, — Мицунари поднял голову, щеки и лоб его покрылись красными пятнами. — Это все господин Асано. Это ведь его идея? Он специально напоил вас, вам теперь плохо! Вам нужно отдохнуть и все как следует обдумать!
— А вот это не твое дело, Мицунари! — вспылил Хидэёси и ударил столик ногой. — За кого ты меня держишь? За пьяного дурака?
— Нет! Ваша светлость, вы можете меня казнить на месте, но умоляю вас подумать. Получив власть, Токугава никогда не выпустят ее из рук! Я не буду писать смертный приговор вашему сыну!
Хидэёси вскочил и пнул Мицунари в грудь:
— Закрой рот! Ты что же, считаешь, я выжил из ума?!
— Нет, ваша светлость, — Мицунари весь сжался, держась за грудь. — Я думаю: вы слишком верите близким вам людям.
Хидэёси схватил Мицунари за волосы и поднял его лицо, а сам наклонился почти вплотную:
— А тебе я верю не зря, а, Мицунари? Не зря? А может, ты сам метишь на место опекуна Хирои? А потом, получив его, убьешь меня?!
Мицунари выхватил из-за пояса танто и прижал к горлу. По его лицу потекли слезы:
— Ваша светлость. Умоляю вас, скажите, что вы сейчас говорили не всерьез.
— Дурак… — устало выдохнул Хидэёси, разжал кисть и потряс ею в воздухе. — Смотри. Хорошенько смотри сюда, — он протянул руку к самому лицу Мицунари. — Видишь? Видишь, как они дрожат? Знаешь что это?
Мицунари судорожно сглотнул, и слезы полились сплошным потоком.
— Правильно. Это смерть. И когда она придет за мной, я хочу быть к этому готов.
— Вы… вы не умрете, господин! Я найду еще лекарей, самых лучших!
— Я же говорю: ты дурак. Никто еще не научился лечить старость… — Хидэёси снова устало опустился на подушку.
— Ваша светлость… я все… понимаю. Но мне невыносима мысль, что кто-то смеет ставить вас в безвыходное положение и диктовать вам свои условия. Я обещал разобраться с этим, я работаю днями и ночами!
— Лучше бы ты ночами спал. Ты прекрасно знаешь, на чем держится моя власть. Семья Токугава так же сильна, как семья Тоётоми. Да, я пошел на многое, чтобы Иэясу признал мою власть. Знаешь, почему он это сделал?
— Потому что только вы достойны править этой страной.
Хидэёси расхохотался.
— Простите. Это не было сказано с целью восхваления. Я имел в виду, что господин Иэясу очень умный человек и прекрасно это понимает, — торопливо произнес Мицунари.
— А почему нет? Почему же нет, Мицунари? Я обожаю восхваления! Только от тебя никогда не дождусь! Ты вечно всем недоволен. Тем, что я ем, с кем я сплю. Ты ко мне в горшок
— Нет… — смутился Мицунари, — это… работа вашего лекаря…
Хидэёси расхохотался и тут же закашлялся. Мицунари вскочил с места и подхватил господина за плечи:
— Эй, кто-нибудь! Срочно лекаря!
— А ну замолчи! — Хидэёси раздраженным жестом отослал вбежавшую служанку. — Мицунари, вот посмотри, до чего ты меня довел. Почему я не слышу от тебя слов: «Ваша светлость, я поражен до глубины души вашей мудростью!» — или: «Мне бы и в голову не пришла такая замечательная идея объединить самые сильные и влиятельные семьи»?
— Объединить?..
— Да. Я давно хотел это сделать. Я выдал замуж за Иэясу свою сестру, но она оказалась уже не способна родить ему детей. А как было бы здорово, если бы у Токугава был наследник моей крови. Но не все еще потеряно.
— Как бы вы ни были привязаны… к юному господину Токугаве, в нем нет ни капли вашей крови.
— Пусть так. Но давай, я начну загибать пальцы, а когда закончу — ты мне предложишь другую идею, лучше. Впрочем, ты бы уже это сделал, если бы она у тебя была.
Мицунари молча вздохнул.
— Незачем терять время. Садись и пиши дальше.
Мицунари поклонился и послушно взялся за кисть. Слова были бессмысленны. Словами он не сможет искупить свою вину.
Он даже не смотрел на него! Даже не смотрел! За время всего приема отец не удостоил его ни единым взглядом! Словно и не было там Хидэтады. Как будто не его сын сидел там, по правую сторону от его светлости! Вежливый кивок с ничего не значащей улыбкой, и взгляд в сторону. Мог ли Хидэтада его осуждать? А если то, на что не хотел смотреть его отец, — это павлонии [22] на его одеждах? Если так, то не все еще потеряно. Да. Хидэтада сжал зубы до боли. Решение еще не принято окончательно. Пусть сам Хидэтада ответил согласием — а как, как еще он мог ответить?! Ведь очевидно, насколько предложение его светлости выгодно отцу! Но окончательное решение ведь не еще не принято!
22
Павлония — цветок этого растения изображен на гербе клана Тоётоми. Клановый герб Токугава — цветок мальвы.
Хидэтада медленно шел по коридору. Он даже не мог вспомнить точно, о чем говорили на этом официальном приеме его светлость и отец. Ничего не значащие слова. Пустые, словно его чаша, с которой он просидел весь вечер. Пустые, как его взгляд. Все решится на их приватной встрече. Когда? Этого Хидэтада не знал. Проклятие, он даже не знал, чего он хочет сам.
Предложение его светлости застало Хидэтаду врасплох. Уже всеми мыслями он был на предстоящей свадьбе, а в качестве главного подарка ожидал встречи с отцом. Сколько он его не видел? Вечность? Больше? И не так, совсем не так он ее себе представлял. Он отдал бы все что угодно, лишь бы увидеть в глазах отца гордость за сына. Своего сына! Как старательно Хидэтада готовил комнаты в поместье, сам переехал в восточное крыло, приказал украсить стены и даже полы, запасти сладости и западное вино — очень хотелось чем-нибудь удивить и порадовать отца.