Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй
Шрифт:
Оставим в стороне то, как страдал Линфан.
Расскажем об идущей в мир теней Хуан.
Достигла адских берегов Най-хэ реки [44] .
Пред Золотым мостом [45] замедлила шаги.
«Кто удостоен Золотым мостом идти?»
«Тот, кто читает сутры с верою в груди».
А под мостом вздымался столб кровавых брызг,
И ужасали крики скорби, плач и визг.
Кружились змеи посреди кровавых луж,
От яда их страдало столько грешных душ!
Вот впереди Гора Разломанных монет
«Какой заложен в сем названии секрет?»
«Жгут люди жертвенные деньги, – был ответ, –
Сжигают не дотла, и так милльоны лет –
Гора скопилась из таких полумонет.
Так и назвали. И других секретов нет».
Невинно убиенных град перед Хуан –
Им нет перерожденья, их судьба – туман [46] .
От состраданья заболела голова
Хуан, «Алмазной сутры» вырвались слова.
Открыли грешники в реке свои глаза,
Покрыли гору трупов пышные леса,
Земля не от огня – от лотосов красна –
Ад облаком благим укрыли небеса.
Торопят отроки Хуан покинуть град,
Спешат правителю Яньло, подать доклад.
Поет на мотив «Овечка с горного склона»:
Драгоценный алтарь всех явлений Вселенной Пред Хуан вдруг предстал ослепленной. Два посланца о ней доложили мгновенно, И Яньло ее принял степенно. Позабыв о жизни бренной, Пав коленопреклоненной Возле золотых ступеней, Слушала Хуан в волненьи. «Расскажи нам откровенно, Как ты долго с неизменным Постоянством чтишь ученье, В сутрах ищешь просветленье? Было ли тебе явленье Бодхисаттвы Гуаньинь? Без утайки говори!» «Лет с семи соблюдаю посты, и в надежде, Что Всевышний услышит, отверзнутся вежды, Жгла я жертвы без устали день ото дня И тогда, когда замуж отдали меня. Проникала в учение сутры нетленной И жила с мужем жизнью я кроткой, смиренной.»Произносит, как прозу:
«Узнай душою праведной Яньло наказ, –
В ответ услышала Хуан Владыки глас. –
“Алмазной сутры” много ль знаков помнишь ты
И выделенных мест, темнее темноты?
Иероглифом каким вздымается канон?
Каким он опадает, плавно завершен?
Какие в центре? Если помнишь все как надо,
Вернешься к жизни. За усердие – награда!»
Пред пьедесталом золотым Хуан встает:
«Услышь, мой государь, рабы твоей отчет.
Пять тысяч сорок девять слов в Каноне, как одно!
Черт – восемьдесят да четыре тысячи всего [47] .
Иероглиф “сущность” – первый, а последний – “карма [48] ,
Знак “долга” в центре, рядом – “бремя”, ему парный. [49] »
Свой не окончила рассказ, и вдруг в ночи
Пронзили трон Яньло тончайшие лучи
И посветлел драконий лик [50] царя смертей.
«Что ж, отпущу тебя взглянуть на мир людей.»
Решенье услыхав, ответила тотчас:
«Внемли, о государь, рабе в последний раз.
Пускай я не вернусь в семью простых невежд,
И грешных крашенных [51] не надо мне одежд.
Быть добродетельной четы хочу я сыном,
Каноны Будды чтить всю жизнь, пока не сгину.»
Взяв кисть, Яньло вердикт свой начертал мгновенно:
«Быть отпрыском семьи богатой и степенной,
Войти младенцем в Цаочжоу к старым Чжанам,
Чтобы могилы их не заросли бурьяном.
Супругов добродетельных очаг согрей,
Чьи славны имена меж четырех морей.
Прими забвенья прошлых жизней эликсир.