Цветы тьмы
Шрифт:
– Марьяна, – позвал он, как бы прося ее открыться ему.
На улице стало тише, и беженцы, толпившиеся вокруг котла с супом, разбрелись. Осталось лишь несколько человек, стоявших вдоль стен, они курили и о чем-то беседовали. Хуго хотелось пить, и он решил подойти к котлу. Он достал из чемодана миску, налил в нее немного супу и присел поесть.
Один из беженцев подошел к нему и спросил:
– Кто ты такой?
– Меня зовут Хуго.
– А фамилия как?
– Хуго Мансфельд.
– Сын аптекаря?
– Верно.
– По утрам тут раздают бутерброды с чаем, – сказал человек и пошел дальше.
Только сейчас до Хуго дошло, что тут есть освобожденные, а за стенами есть осужденные. И освобожденные перебегают с места на место и чего-то ищут. Он набрался храбрости, подошел к одному и спросил:
– Что это тут происходит?
– Ничего, а почему ты спрашиваешь?
– Мне показалось, что все ищут что-то.
– Да нет. Все тут собираются из-за супа. Нет ничего лучше горячего супа, если проголодался и жажда мучит, – ответил тот и улыбнулся.
Хуго вернулся на свое место возле ворот. Короткий разговор с беженцем ничего не прояснил и только поселил в нем беспокойство, и на миг ему показалось, что тот мужчина скрывает в себе ужасную тайну и все его движения и слова служат только для того, чтобы отвлекать людей от этой тайны. Теперь он стоял у стены дома и торопливо пыхтел сигаретой. Из угла, где притулился Хуго, мужчина выглядел высоким и широкоплечим.
Через какое-то время часовой спросил Хуго:
– Кого ты тут ждешь?
– Маму.
– Где она?
– Она там, внутри. Она еще долго там пробудет?
– Кто ж ее знает? – ответил часовой и отвернулся.
Всю ночь напролет он напряженно ожидал Марьяниного возвращения. Надежда постепенно угасала, и ближе к утру он задремал. Во сне увидел отца, высокого и крепкого, в длинном пальто он напоминал одного из беженцев, тех, что стояли возле котла и хлебали суп.
– Папа! – крикнул Хуго и бросился к нему.
Человек повернулся к нему и сказал:
– Кого ты ищешь?
– Извините, – ответил Хуго и отошел.
– Впредь будь поосторожнее, – сказал мужчина и отвернулся.
Хуго проснулся. Кое-кто из беженцев был ему знаком. Выражения их лиц и их жесты указывали на происшедшую в них перемену, смысл которой с трудом доходил до него. Эта перемена отталкивала его от них. Несмотря на это, он подошел к котлу, налил себе чаю, взял бутерброд и уселся тут же.
Марьяна вечно опаздывает, а иногда вовсе забывает, что ее ждут, сказал он себе. Теперь он ясно помнил чулан и густую тьму, царившую там большую часть времени. Но сколько же света было на Марьянином лице, когда она стояла на пороге и извинялась: „Забыла я своего миленького, мигом принесу тебе чего-нибудь поесть. Ты прощаешь меня, правда ведь?“ И он и на самом деле прощал и забывал.
Теперь он похожим образом воображал себе ее возвращение.
Тем временем вокруг котла собрались несколько беженцев. Они были погружены в себя и не разговаривали. Чай был горячим и согревал его изнутри, так что он налил себе еще миску. Теперь он нашел уголок, из которого ему были видны ворота.
Ворота все не раскрывались, и Хуго снова представил себе путь, который они с Марьяной прошли, уйдя из заведения. Сейчас он казался ему долгим, живописным, казалось, он длился не несколько недель, а несколько месяцев. Марьяна не была настроена оптимистично, но тешила себя иллюзией, что в горах их не найдут. Час от часу ее лицо менялось, сначала оно было земным и самовлюбленным, а со временем стало выражать болезненную тоску по Богу. Всю жизнь он будет вспоминать ее и говорить себе: „Вот куда ни пойду, она со мною. Много лет прошло с тех пор, а она до сих пор со мною, такая, какой я ее видел на пороге чулана“.
Долгими темными ночами в чулане ему снилось, что он освободился из этой тюрьмы и бежит домой. Это сон повторялся часто и в разных видах. А сейчас он сидит в нескольких улицах от своего дома, недалеко от их аптеки, в десяти минутах ходьбы от дома Анны и на таком же расстоянии от дома Отто – и не двигается с места.
– Как тебя звать? – мягко обратилась к нему женщина-беженка.
– Я Хуго, – ответил он.
– Значит, я не ошиблась, ты сын Ганса и Юлии.
– Да.
– Я с твоими родителями знакома еще с детства. Что ты тут делаешь?
– Жду женщину, которая меня спасла.
– Будь осторожен, тут есть страшные люди.
– Я буду осторожен, – ответил он, не желая продолжать беседу с ней.
– Я была очень хорошо знакома с твоими родителями, даже какое-то время работала у них в аптеке. Тебе тогда было три или четыре года, так что ты меня не помнишь. Меня зовут Мина. Я вместе с твоими родителями училась в университете, только не закончила.
Она говорила с энергичной краткостью и вкладывала много информации в немногие фразы. Хуго слушал ее вполуха. Он опасался оторвать взгляд от ворот. Поскольку он ничего у нее не спрашивал, женщина сказала:
– Скоро придут уполномоченные и покажут нам наше временное жилье. Не уходи далеко.
Странно, но речи этой мягкой женщины, приятным голосом говорившей с ним на его родном языке, тоже вселяли в него беспокойство.
Тем временем сменился часовой у ворот. Теперь там стоял пожилой солдат в шинели. Хуго показалось, что он обратит на него больше внимания и хоть что-нибудь поведает ему о происходящих внутри допросах.
– Моя мать там внутри, сколько времени ей еще там осталось пробыть? – спросил он, преодолев свои колебания.
– Это зависит от расследования. Теперь там судят шлюх, которые спали с немцами.
– Их приговорят к суровому наказанию?
– Наказание зависит от тяжести преступления, – сказал часовой, довольный своим ответом.
Хуго ощущал усталость от ночных переживаний. Окружавшие его люди и впечатления будто соединились с его ночными кошмарами. На миг ему захотелось разобраться, что кошмар, а что действительность, но усталость поборола его, и он уснул.