Да будем мы прощены

Хоумс Э. м.

– А Никсон? – спрашивает Таттл.

– Не думаю, будто Никсон физически мог признать, будто делает что-то неправильное. Ему отчаянно нужно было видеть себя достойным человеком.

– Вы считаете свою книгу хорошей?

– Иногда мне кажется, что она блестящая, что вдохнет жизнь в дискуссию не только о Никсоне, но и о его эпохе. А порой я думаю, уж не волосяной ли это шар, который мне удалось отрыгнуть после столь многолетних трудов.

– Среди живущих – чье мнение для вас важно?

– Ремник? –

неуверенно спрашиваю я.

Не знаю почему, но после его звонка мои мысли то и дело к нему возвращаются.

– Вы действительно ее уже закончили?

– Почти. Просто жду, чтобы что-то случилось.

– Ждете, чтобы что-то случилось? Что, например?

У меня нет ответа.

– А не от вас ли зависит, – предлагает Таттл, – сделать так, чтобы что-то случилось?

Весь остаток сеанса мы сидим молча. Когда я ухожу, Таттл мне протягивает листок мятно-зеленой бумаги. Я смотрю, не понимая.

– Заключение психиатра для Нью-Йоркского департамента социальных служб, – говорит он.

– Спасибо.

– Я готов с вами работать и дальше. Когда у вас возникнет такое желание, дайте мне знать.

От Таттла я еду навестить мать. На парковке возле дома поставили большой наземный бассейн с широким кедровым настилом, зонтики, кресла и большую эстакаду с шезлонгами от двери заведения до края бассейна. На нее можно положить обитателя интерната и он – фьюить! – скользит вниз.

– Еще! – кричит кто-то. – Еще хочу! Это как на Кони-Айленде!

Маму я вижу под зонтиком, она в центре внимания поклонников – в купальнике в черно-белый крупный горошек, в стильных солнечных очках «Джекки-О», потягивает холодный чай из пластиковой чашки.

– Ма, ты лет на десять моложе выглядишь, – говорю я.

– Мне всегда нравилось на пляже, – отвечает она.

– А где твой муж?

Я осматриваюсь и вижу, что все вокруг в таких же купальных костюмах – вариант для мужчин и вариант для женщин. Все вместе они похожи на артистов гериатрического цирка.

– Большая распродажа, – говорит мне служитель. – Купи один за полную цену и получи сколько хочешь за полцены. Мы скупили все.

– Джеронимо! – кричит один мужчина, прыгая в воду.

– Не забудь! – напоминает ему спасатель. – Не толкаться, не брызгаться, в воду не какать.

– Так как ты поживаешь? – спрашиваю я у мамы.

– Отлично. Мы ездили на вылазку туда, где лобстеров продают, и нам дали скидку для ранних покупателей – съешь сколько можешь. Я не очень много ем, а Боб сказал, что оно того стоило. А ты где был?

– В Южной Африке, – отвечаю я. Она смотрит на меня странным взглядом. – Нейт там был в школьной поездке и хотел приехать еще раз, так что мы решили провести там его бар-мицву.

– И ты не пригласил собственную мать?

– Пригласил. Ты прислала приложенную открытку и написала на ней что-то насчет «шварцев».

– Я имею право на собственное мнение.

– Можешь называть это мнением. Мы это называем иначе.

– И как же?

– Может быть, расизмом?

– Тссс! – говорит она. – Не так громко, еще услышит кто-нибудь. – Мы некоторое время молчим. – Не понимаю, – говорит она.

– Чего?

– Отчего ты такой задиристый? Почему тебе необходимо всех переплюнуть? На свадьбе у «Пьера» (это был Джордж, а не я), на вечеринке во «Временах года» (опять же Джордж). Зачем это надо? Почему бы просто не устроить нормальную бар-мицву с ленчем от женской общины, как мы тебе устроили?

– На самом деле, – отвечаю я, даже не напоминая про Джорджа, – у меня была бар-мицва, общая с Соломоном Бернштейном.

– Это было на пользу бизнесу твоего отца – он приобрел несколько новых клиентов.

– И несколько человек отравились.

– Никто не умер, – возражает она.

Мы несколько минут молчим. В бассейне плавает Боб в надувных рукавах, разговаривая с другой женщиной.

– Ну, – говорю я, кивая в сторону Боба, – кончился медовый месяц?

– Только начинается, – отвечает мама.

Звонит София, приглашает встретиться с ней за кофе.

– Поговорить надо, – говорит она.

– Обязательно лично? – спрашиваю я, нервничая. Прошлая встреча еще чуть-чуть – и добром бы не кончилась.

– Я не буду на тебя давить, – говорит она. – Нужно вместе посмотреть ход мероприятия, издержки, дать тебе новую информацию о полученных средствах. Кстати, мой гонорар мы тоже еще не обсуждали.

– Ладно.

Мы решаем встретиться в местной забегаловке.

– Ты только не сердись, – говорит она. – Я сделала веб-страницу про тебя, про детей, про вашу поездку. Настроила так, что те, кто прочтет про тебя и Нейта, могут вносить пожертвования. Сахиль мне как-то сказал, что есть чужие люди, которых мы не знаем, а они о нас думают и хотят помочь. Мне это показалось интересным.

Я киваю.

– И это поразительно. Больше ста человек прислали пожертвования, от десяти до пятисот долларов. Люди, которые ничего взамен не хотят.

– И сколько там, на счету БМ?

– По состоянию на вчера всего двадцать семь тысяч триста восемьдесят девять долларов восемьдесят шесть центов. Я думаю, Нейту надо будет заплатить налоги. Понятия не имела, что столько будет денег – иначе бы настроила как-то как некоммерческое. Будешь вычитать эти расходы из общей суммы? – спрашивает она.