Дагда – бог смерти
Шрифт:
Женька приблизился к Андрею и вдруг, запрокинув голову, захохотал злобным, дребезщим смехом. Тот не выдержал:
– Прекрати! – решительно произнес он. – Устроил тут… истерику.
– Ну-ну, – Женька успокоился так же быстро, как секунду назад завелся, и расслабленно облокотился спиной об оконную раму. – Истерика так истерика, мне плевать. У тебя в доме, можно подумать, лучше! Вон, твои опять вопят на всю округу! Чего стоишь? Иди, давай, послушай!
Андрей уже давно слышал какие-то крики, доносившиеся снизу, но, потрясенный разговором с Женькой,
– Теть Лен, – спросил он удивленно, – а вы тут чего?
Елена воровато глянула на него и зачастила, словно бы оправдываясь:
– Да я ничего, сынок! Я так, за солью заходила! Да все нормально, нормально…
– За какой солью? – Андрей невольно взглянул на пустые руки тетки. И тон ее, и поведение казались странными, от них так и несло какой-то фальшью. Только чего ей было извиваться перед ним?..
– Да вот, – она не очень уверенно похлопала себя сперва по одному карману, потом по другому, – я это самое… суп надумала варить, а в магазин уже не успеть – кипит у меня на плите все!
– Теть Лен, – вдруг донесся сверху спокойный голос Женьки, – как Мишка-то? Письма пишет? Что слышно?
Совсем смутившись, Елена опустила глаза.
– Ну что ты, Женя, такие вопросы задаешь… Будто сам не знаешь, что с Мишкой! Сидит…
Как сидит? Вот это новость!
По рассказам матери Андрей знал, что Михаил, то ли отслужив в армии, то ли так и избежав солдатской службы, подался на Север, на заработки. Вроде бы, с кем-то из друзей… А тут – на тебе? В тюрьму подсел! И чего ж это он натворить там успел?
– А я не знал, – честно признался Андрей. – За что сидит-то, теть Лен?
– Да что вы за люди такие! – всплеснула руками Бурчилина. – Не знал, не знал! – В ее голосе вдруг появилась злость. – Все про все знают, а никто в удовольствии себе не откажет лишний раз мать помучить, лишний раз спросить! Подрался он там с кем-то, вот и посадили. Ни за что. У нас разве виноватых сажают? Да никогда! Только таких дурачков, как мой Мишка. Он-то у меня всегда за справедливость, да за правду. А таких нигде не любят. Вот и скрутили, – она уже не спешила к своему кипящему супу. – Руку в тюрьме сломали, он даже письма мне левой рукой пишет. Ох, менты поганые!
Елена совсем разошлась и принялась честить и ментов, и тюрьмы, и государство, и армию, на чем свет стоит. Казалось, попадись ей сейчас на глаза человек в милицейской форме – удавит голыми руками.
Поток ругательств, который она извергала на головы всех милицейских начальников и власти, был внезапно прерван явно издевательским смехом Женьки. Андрей даже вздрогнул от звуков этого странного, злого смеха. Его нервы и без того были напряжены до предела, а тут еще этот дурацкий, полубезумный, истерический смех.
– Ха-ха-ха!
Женька соскользнул с подоконника и своей странной плавающей походкой потопал домой, пролетом выше.
«Удивительно…– вдруг подумалось Андрею. – Как это судьбу угораздило свести нас всех, в одном доме? И родственников, и врагов, и друзей… Все варятся в одном котле… Как в аду, – неожиданно с горечью усмехнулся он. – Хотя – какие друзья! Нет здесь друзей, и быть не может. Даже просто близких людей, и тех – нет».
И так не хочется возвращаться домой, который не стал истинным домом, приютом для уставшей души, а только что и остался – «местом жительства». Но деваться все равно некуда.
Кивнув Елене, Андрей толкнул незапертую дверь, переступил порог своей квартиры, и оказался в самом эпицентре бушующего семейного скандала. Мать, как обычно, чего-то требовала от отца и, видимо, довольно давно, поскольку последний уже был доведен до бешенства. Не желая участвовать в опостылевших семейных войнах, Андрей проскользнул к себе. Из-за стенки доносился разъяренный голос отца (степень его злости Андрей мог распознать даже через стены). На этот раз отец был так взбешен, что в выражениях совсем не стеснялся:
– Осточертели вы мне все! Дочь воспитала – блядь, старший сын – бандит, клейма негде ставить, а этот… – Отец презрительно сплюнул, и Андрея словно пригвоздило к полу презрением, которым были пронизаны отцовские слова. – Да пропадите вы все пропадом!
И Ринат, как обычно в финале семейных сцен, вышел из квартиры, хлопнув дверью так, что с косяков посыпалась штукатурка.
– Господи, господи! Что делать-то?! – завопила Лариса и вдруг кинулась к Андрею.
– Что случилось, мам? – спросил он больше из вежливости, чем из желания вникать в суть скандала.
– Да ничего! – Лариса, будто одумавшись, отстранилась от сына. – Отвяжись ты! Все равно от тебя никакого толку!.. Хотя… Ты знаешь, где сейчас Володька?
– Тебе лучше знать, где он сейчас, – неохотно ответил Андрей, поворачиваясь к матери спиной. – На работе, наверное, где ж ему еще быть.
– Давай, звони ему! – повелительно приказала мать.
– Сама и звони, раз он тебе так нужен.
– Что, по-человечески уже с матерью не можешь? – в ее голосе зазвенела обида. – В кои веки тебя о чем-то попросила, неужели так трудно помочь, брату позвонить? Все у тебя, не как у людей!
– Да что ты орешь на меня, как сумасшедшая?! – не выдержал Андрей. – То «отстань», то «помоги»! Ты уж определись, что тебе нужно!
Он был взвинчен, все сейчас вызывало у него раздражение.
Ну, что сегодня за день такой! Почему я всех должен выслушивать и понимать?! А меня-то кто поймет? Некому!
– Я никогда не ору, – отчеканила Лариса. – И вообще, не твоего ума дело – влезать в мои проблемы, ясно? Давай мне телефон Володьки, живо! Некогда мне тут с тобой балясы разводить!