Дагор
Шрифт:
Он горько усмехнулся: змеи, леопарды! Простые, бесхитростные души, Божьи твари, выполняющие Божью волю. Он, отец Игнасио, вполне готов был, уподобившись святому Франциску, сказать: «Брат мой, волк!». И с каким бы тихим удовлетворением встретил он сестру свою смерть. Но мог бы он сейчас сказать о человеке: «Брат мой»?
Томпсон обернулся и крикнул что-то. Шум бьющей в листья воды заглушил его слова.
– Что?
– переспросил отец Игнасио.
Охотник замедлил шаг и, когда отец Игнасио поравнялся с ним, сказал:
– Дождь скоро закончится.
– Да?
– с сомнением переспросила Мэри.
– Попугаи. Я видел попугаев.
Он указал рукой куда-то в чащу, где яркие вспышки мелькали среди темных деревьев.
– Да, - согласился отец Игнасио, - это хорошо. И дождь кончился. И вместе с ним окончился лес.
Они видели деревья, сплошь затянутые паутиной - точно полупрозрачным шатром, в котором шевелились смутные черные пятна. Они прошли мимо огромных, выше человеческого роста муравейников. Мимо раздутых, будто изуродованных слоновой болезнью стволов. И наконец они увидели болото, издали казавшееся зеленым лугом, из которого кое-где торчали пучки деревьев.
Ричард Аттертон указал затянутой в перчатку рукой:
– Тропа!
И верно, тут была тропа, точнее, след, словно оставленный гигантским слизняком. Ноги здесь до колен проваливались в бурую слизь, но это был единственный путь - по бокам тропы простиралась трясина. Точно пальцы утопленников, тянулись из нее на поверхность белые и синие кувшинки. Над трясиной стоял неумолчный звон москитов, отец Игнасио ударил себя по руке; на тыльной стороне кисти осталось красное пятно.
– Не нравится мне это место, - негромко произнес Томпсон.
– Туземцы верят, что в таких местах живет дьявол.
Отец Игнасио поспешно перекрестился.
– Спаси нас Господь, - пробормотал он.
– Черные оставляют ему еду и бусы… Подарки. Тогда он пропускает их, а если ничего не дать - забирает себе. Так они говорят.
– Я не стану дарить подарки нечисти, - сквозь зубы процедил отец Игнасио.
– А если кто из вас попробует - прокляну!
– Но тогда… - прошептала сестра Мэри, - мы все погибнем?
– Сестра Мэри!
– изумленно воззрился на нее отец Игнасио.
– Я не верю в водяных дьяволов, - сказал Ричард Аттертон.
– Полагаю, это какое-то крупное животное.
– Что не лучше, - Томпсон обшаривал водяную гладь яркими синими глазами.
– Ave Maria, gratia plena, Dominus tecum. Benedicta tu in mulieribus et benedictus fructus ventris tui Jesus. Sancta Maria, Mater Dei, ora pro nobis peccatoribus nunc et in hora mortis nostras?
Отец Игнасио шептал почти беззвучно, ноги его утопали в бурой слизи, руки и лицо были изъедены москитами, веки вспухли. В глубине болота колыхалось нечто - то ли пузыри газа, всплывающие со дна, то ли обломок дерева… По бокам тропы зеленели островки травы, но когда он попытался ступить на такой, тот просто ушел в воду под ногой. Перед лицом отца Игнасио на миг возникла собственная тень на поверхности воды, окруженная ореолом лучей.
– Amen, - заключил он громко и отпрянул.
– Что там?
– спросила Мэри.
– Ничего, - отец Игнасио выпростал ногу из спутанных водяных растений, - ничего.
Тропа начала забирать вверх, кувшинки исчезли, зато вокруг вспыхнули огоньки тигровых лилий. «Интересно, кто ее проложил, - думал отец Игнасио, - и, главное, зачем. Здесь ведь поблизости нет никаких поселений».
Теперь, на возвышении, стало видно: то, что он принимал за синий клочок неба с редкими облаками, оказалось водной гладью, простиравшейся до самого горизонта. Облака на самом деле были островками с купами темных деревьев.
– Вот оно!
– Ричард Аттертон стоял, полной грудью вдыхая влажный воздух.
– Озеро! Огромное озеро, сердце этой земли!
Берег уходил в обе стороны гигантским полукружием.
– Мы можем устроить здесь стоянку, - предложил Томпсон.
– Нет, - сказал Ричард Аттертон, - нет. Мы пойдем… Где этот город, Арчи? Где скалы? В какой стороне?
Арчи вздрогнул, как от удара.
– Не знаю, - проговорил он, - это не я… это он… Я никогда здесь не был. Он знает.
– Тогда пусть скажет, - Аттертон повелительно поглядел на Арчи, даже не на Арчи, на его грудь, трепещущую под грубой тканью.
Молчание.
Аттертон извлек из своего тюка со снаряжением бинокль и оглядел побережье.
– Там!
– сказал он наконец.
Отец Игнасио напряг старческие глаза, но увидел лишь что-то белое, уходящее в синеву озера.
– Скалы, - пояснил Томпсон, которому не нужен был бинокль, - белые скалы. Там наверняка пещеры, вымытые водой, и все такое.
Скалы возвышались над водой и отражались в ней, вода вымыла в них причудливые проемы, ветер вырезал в породе рельефы, драконы и горгульи проступали и тут же расплывались, теряясь в мешанине выступов и впадин.
– Мы можем бродить по берегу хоть год, - Томпсон пожал плечами.
– Разве только… эта тварь знает, где нужное место, верно?
– Если его спросить, - задумчиво проговорил Аттертон, - заставить заговорить. Спросите его, Арчи.
– Он говорит, только когда хочет, - виновато сказал молодой человек.
– Очень редко.
– Где?
– Аттертон повысил голос, повелительно глядя на скрытую под тканью выпуклость на груди юноши.
– Где?
Они замолчали. Ветер свистел в песке, крохотные волны с шорохом набегали на берег, лениво перекатывая пучки гнилой травы.
Аттертон стиснул челюсти так, что под кожей проступили очертания черепа. Взгляд его резал как нож.
– Надо спросить его напрямую, - сказал он тихо.
– Напрямую. Он сделал шаг по направлению к юноше и вновь застыл в задумчивости.
– Не делайте этого, - взмолился отец Игнасио. Аттертон поглядел на него холодным бешеным взглядом.
– Даже не пробуй помешать мне, старик, - сказал он. Раскрытой ладонью он толкнул священника в плечо, и тот с размаху сел на песок, беспомощно ловя воздух раскрытым ртом.