Дагор
Шрифт:
– Да, он прошел туда потому, что к нему приросла эта тварь, - негромко сказал Томпсон.
– Вот почему.
– Так есть там город или нет?
– упорствовал Аттертон.
– Город есть, - сказал вдруг Арчи, и странная усмешка искривила его рот, - город есть. Но он для тех, кто с дагором.
Отец Игнасио глубоко вздохнул.
– Сэр Ричард, - сказал он как можно более убедительно, - это место не для нас. Лучше бы убраться отсюда. И поскорее.
– Хочешь проверить?
– напирал Арчи.
– Что ж, давай! Утром я пойду туда, куда ты не смог пройти. Куда вы никогда не сможете пройти. И увижу то, чего вам никогда не увидеть, жалкий, самодовольный, слепой червяк, крохотный белый человечек со своими белыми слизистыми глазами…
– Ах, ты!
– Хватит, - отец Игнасио встал между ними.
– Ради всего святого, хватит.
– Верно, - Аттертон, казалось, овладел собой.
– Прости меня, дорогая. Я… немного увлекся.
Его жена безразлично покачала головой. Она сидела на песке, завернувшись в плащ, сжимая его тонкими пальцами на груди, и тем самым странно напоминала Арчи.
– Мы разобьем лагерь здесь, - Аттертон деловито распаковывал тюк с вещами, извлекая котелок, кружки, жестянку со спичками.
– А завтра… Завтра решим.
«Древние обитатели этой земли, - думал отец Игнасио, - ставили здесь свои города, когда людей еще не было и в помине. Мы думали, они исчезли, но они просто затаились. И действуют исподтишка, потому что не смеют противостоять нам открыто».
– Не делайте этого, - сказал он вслух.
– Что?
– Ричард Аттертон не обернулся. Он стоял у кромки воды, спиной к костру, глядя на недосягаемую дверь в невидимый храм.
– Вы знаете, о чем я.
– Там, - сказал Аттертон, указывая на смутно светящиеся в темноте белые скалы, - то, что я искал всю жизнь. Оно здесь, рядом, в нескольких шагах. И по-прежнему недостижимо. Неужели вы думаете, что меня можно остановить?
– Человек, принявший в себя дагора, - сказал отец Игнасио, - больше не человек.
– Арчи слаб, в этом все дело. Он всегда был таким. А я сумею совладать с этой тварью.
– Нет, - отрезал отец Игнасио.
– Вы не понимаете, святой отец… Это как…
– Наваждение, - подсказал отец Игнасио, - одержимость. Аттертон не ответил.
Отец Игнасио повернулся и пошел к костру по холодному песку. За его спиной шипели, набегая на берег, крохотные волны.
Томпсон проснулся, стоило лишь дотронуться до его плеча. Он всегда так чутко спит?
Проводник молча открыл глаза. Отец Игнасио прижал палец к губам и попятился.
Лишь отойдя подальше, отец Игнасио оглянулся: люди спали, закутавшись в одеяла, каждый сам по себе… Он присел на песок, и Томпсон сел рядом с ним.
Томпсон молчал. Волны все набегали и набегали на берег, и теперь было видно, что они чуть заметно светятся. Вдалеке черной глухой стеной высился лес.
Отец Игнасио кашлянул, пошевелился и лишь потом негромко проговорил:
– Вам по душе то, что тут происходит, Томпсон?
Охотник повернул голову и внимательно поглядел на священника. Глаза его сейчас казались черными.
– Положим, нет, - наконец проговорил он.
– Что с того? Уж такая у меня работа. Я всякого навидался. Немногое способно меня напугать в этом мире, святой отец.
– А в том?
Охотник вновь замолчал. Какое-то время он сидел, тыча в песок щепочкой, потом сказал:
– Верно. Паршивое место. Черное колдовство, все такое. Не для белого человека. Мы к такому не привычны, вот в чем дело. Какой-нибудь их нгомбо, из самых сильных, может, и одолел бы его, но, скорее всего, он просто посоветовал бы убираться отсюда - и чем быстрее, тем лучше. И сам бы смылся первым.
– Томпсон, - сказал отец Игнасио.
– Пока Аттертону кажется, что он может добраться до города, он не уйдет.
– Похоже на то. Он свихнулся на этом городе, вот что я вам скажу.
– Да, потому что у него остается надежда, пока… Он запнулся.
– Пока что?
– вопросительно посмотрел Томпсон.
– Пока жив этот юноша. Арчи.
Вот все и сказано. Отец Игнасио чувствовал облегчение и звенящую пустоту.
Томпсон вновь надолго замолк. Потом сказал:
– Вот, значит, к чему вы клоните. Значит, я должен прикончить его? Почему я?
– Я старик.
– Чтобы выстрелить в человека, не нужно быть молодым и сильным.
– Карабин у вас.
– Нет, постойте! Если бы вы решились убрать парня, вы бы, не спрашивая, взяли у меня карабин и сделали свое дело. А вы будите меня, заводите тут разговор.
– Я…
– Нет, позвольте… Хотите остаться чистеньким? Сохранить свою бессмертную душу? Хотите, чтобы я сделал за вас черную работу? Убил человека?
– Он не человек, - сказал отец Игнасио.
– Больше - нет.
– Можете это доказать?
– Каких доказательств вы требуете? Он сросся с этой тварью. С этим демоном. Понимаете?
– Нет. Пока малый не сделал ничего плохого. Ни вам. Ни мне. Хотите его убить? Валяйте. Дело ваше. Но не впутывайте в это меня.
– Тогда попрошу вас хотя бы не мешать мне, - отец Игнасио медленно поднялся. В голове гудело. «Видно, вновь будет приступ», - подумал он.
– Не могу вам этого обещать, - Томпсон оскалился.
– Он, по крайней мере, не сумасшедший. Если кто здесь и сумасшедший, то не он. Аттертон - вот кто полный псих. Почему бы вам не пристрелить Аттертона, святой отец?
– Изыди, - сказал отец Игнасио и побрел к погасшему костру, слыша за спиной смех Томпсона.
Элейна плакала, прижимая к губам тонкую руку. Отец Игнасио видел, как трясутся ее плечи.
Что-то творилось там, за белыми скалами: точно пущенный по воде плоский камень, странно отчетливо отражаясь от поверхности, до них доносились звуки - тонкий, режущий уши визг, странное липкое чавканье. Потом все стихло. Мэри, ухватив его за рукав, выглядывала из-за спины, ее расширенные глаза, казалось, вбирают в себя блестящую гладь озера.