Дагор
Шрифт:
– Но это… - жалобно проговорила Элейна, - ради этого Ричард… Юноша вопросительно поглядел на священника, словно искал у
него поддержки.
– Отдайте, Арчи, - кивнул отец Игнасио.
– Томпсон зашел слишком далеко и теперь не отступится. Ему некуда отступать.
Томпсон растянул губы в улыбке.
– Верно.
– Не выпуская карабина, он медленно нагнулся за сумкой.
– Я тут дольше вас всех, за исключением вот его, - он кивнул в сторону отца Игнасио.
– Я-то знаю: людские законы
Проводник ухватил сумку за ремень и резко выпрямился. Затем затряс рукой, словно пытался сбросить что-то. И только потом закричал.
От его руки отделилось что-то небольшое и бурое, как червячок - отделилось, пролетело по воздуху, упало в кусты.
Томпсон встал на колени, отбросил карабин и, выхватив висящий на поясе нож, полоснул себя по руке. Алая кровь брызнула вверх фонтаном, окропив листья низко нависшей ветки.
– Что это?
– Мэри держалась за локоть отца Игнасио, ее рука ходила ходуном.
– Земляная змейка. Видимо, он прихватил ее вместе с ремнем сумки.
«Надо бы подойти к нему, - отрешенно подумал отец Игнасио, - я ведь врач. Это моя обязанность. Впрочем, чем тут поможешь? Он либо истечет кровью, либо погибнет от яда: укус земляной змейки смертелен».
Покачивая головой, священник извлек из тюка, валявшегося на земле, кусок полотна и подошел к охотнику.
– Протяните руку, Томпсон, - велел он, - я наложу жгут. Одновременно ногой он поддел карабин и отшвырнул его в сторону.
Но Томпсон только тряс головой и пытался отползти в сторону. Скорее всего, он различал только смутные силуэты - яд земляной змейки в первую очередь поражает зрение. Нож он по-прежнему держал, выставив перед собой.
– Не подходите ко мне!
– проводник выталкивал слова из пересохшего горла.
– Не дотрагивайтесь до меня, нелюди! Это вы можете - натравить на человека змею! Будьте вы прокляты!
Отец Игнасио полез за пазуху за крестом, но Томпсон завизжал и забился еще сильнее.
– Нет!
– Лицо его стремительно чернело.
– Убери это! Убери!
– Но последнее причастие…
Томпсон продолжал вопить и делать неверные движения окровавленными синими руками, точно отталкивая что-то от себя. Ноги его скребли по земле, загребая палые листья.
Потом он затих.
Только тогда священник сумел приблизиться к нему. Он наклонился над лежащим и приподнял веко. Потом перекрестил тело и обернулся к остальным.
– Умер, - заключил он.
– Я полагаю… Надо все же похоронить его по-христиански. Земля здесь мягкая. Вы справитесь, Арчи?
Молодой человек оторвал напряженный взгляд от лица покойного.
– Да, - сказал он, - да, конечно. Господи, до чего же жутко он выглядит!
– Это земляная
– Если она жалит - конец неизбежен…
– Да, - молодой человек нервно хихикнул.
– До чего своевременно это случилось, верно?
– Не говорите так, - строго сказал отец Игнасио.
– Хотя, впрочем… да, конечно. Интересно, можно ли это рассматривать как Божью кару?
Мэри отчаянно плакала. Отец Игнасио неуверенно потрепал ее по плечу.
– Все уже позади.
– Почему он сказал… - всхлипнула она.
– Что?
– Нелюди. Про то, что мы… Отец Игнасио, мне страшно. Он на миг задумался.
– Мне тоже, моя дорогая. Мне тоже.
– Fidelium Deus omnium Conditor et Redemptor, animabus famulorum famularumque tuarum remissionem cunctorum tribue peccatorum: ut indulgentiam, quam semper optaverunt, piis supplicationibus consequentur…
Per omnia saecula saeculorum.
Сырой холмик, укрытый дерном, шаткий крест…
– Amen, - проговорил он, поднимаясь с колен.
Влажная ветка скользнула по его лицу - точно женские пальцы, и он вздрогнул от этого прикосновения.
– Отец Игнасио, - Мэри подняла к нему опухшее от слез, все в красных пятнах лицо.
– Да, дорогая?
– Я хочу… покаяться.
Он оглянулся на Арчи и Элейну. Они стояли, взявшись за руки, растерянные и неподвижные, точно дети, и сказал:
– Отойдем, дочь моя.
За огромным деревом, к которому он прислонился, она горячо прошептала:
– Это ведь Божья кара его постигла, да? Я тоже виновата. У меня были дурные мысли… плотские…
– Молись, - сказал он сурово.
Она глядела на него сухими отчаянными глазами.
– Как вы думаете, если бы ее здесь не было, он бы… посмотрел в мою сторону?
– Нет, - сказал священник.
– Ты не ровня ему, Мэри. И ты - невеста Бога.
«И нехороша собой вдобавок». Этого он говорить не стал.
– Да. Да. И я хочу вернуться в монастырь.
– Человек слаб, - напомнил священник, - и лишь Господь дает ему силу. Ты права. В мире тебе нет места. Я напишу матери-настоятельнице. А сейчас иди с Богом, дочь моя.
– Спасибо, отец Игнасио, - она вытерла слезы и улыбнулась, - мне сразу стало легче… Я вела себя как дурочка, да?
– Обстоятельства, - сказал он, - сложились так, что искушение оказалось слишком сильным. И тебе надо быть сильной. Увы, нас ждут трудности. Без Томпсона нам придется нелегко.
– Он был скверным?
– спросила она с надеждой.
«Так ей легче, - подумал он.
– Томпсон был скверным человеком, и Бог покарал его, все правильно, все на своих местах».
– Худшее возобладало в нем, - сказал он, - полагаю, в других обстоятельствах он вел бы себя достойно до самого конца.