Далекие твердыни
Шрифт:
— Скажите, госпожа Интайль… в ваших страданиях повинен полковник Ундори?
Даже сейчас серебряная дама пытается быть деликатной. Она видит чувства человека — или же человеку просто не удается скрывать свои чувства.
— Я… я не знаю, как лучше сказать…
— Скажите, да или нет.
— Да.
Рэндо опускает веки.
— Расскажите, что он делал с вами. Я должен знать, чтобы помочь вам.
— Господин Харай… я не могу…
— Простите. Так нужно.
— Я не могу, — Интайль плачет, кусая губы; верхние клыки у нее обломаны… — Я не могу! Пощадите.
Хараи
— Я вижу, что вы беременны, — глухо говорит он. — Срок велик. Ваша болезнь связана с беременностью?
— Да.
— Кто отец? Полковник?
— Нет.
Рэндо задумывается. «Я поставил еще один эксперимент, — вспоминаются ему слова Маи. — Но он, как бы это сказать, еще не поспел».
— Случаются ли у айлльу такие болезни в обычной жизни?
— Нет.
— Полковник использовал вас и ваше дитя, чтобы нечто узнать?
— Да.
— Вы хотели бы сохранить это дитя?
— Нет!.. — Интайль почти выкрикивает это, и Рэндо смотрит на нее встревоженно. Он и сам подозревает, что дитя во чреве Интайль изуродовано, но даже если так, разве может мать испытывать к нему ненависть?.. Сердце сжимается от странного и страшного подозрения.
— Полковник вынудил вас зачать?
— Да… — шепчет Интайль; глаза ее остановились, и сейчас она как никогда похожа на Аяри. — Господин Харай… господин Харай, пожалуйста, только не рассказывайте этого моему сыну. Я… он… прошу вас!
— Успокойтесь. Даю клятву молчать. Вы видите, я даже не позвал служанок на помощь. Я понимаю, что вы хотели бы все сохранить в тайне и благополучно забыть. Полагаю, вы желаете избавиться от плода.
— Да. Да, да!
Она рыдает. Истощенное тело содрогается, огромный живот ходит ходуном. «Судя по величине чрева, роды скоро произошли бы естественным путем, — думает Рэндо, листая страницы в поисках нужной схемы. — Будет несложно…»
— Господин Хараи, — лепечет несчастная, — клянусь, это произошло помимо моей воли…
— Я верю, госпожа Интайль.
— Господин Ундори…
— Молчите.
— Господин Ундори рассердился на меня, — кажется, айлльу не слышала последних слов Рэндо, ее бьет крупная дрожь, слезы катятся по лицу. — Я… была дерзкой, я не послушалась его, и Айелеке тоже… она во всем подражала мне, это я ее погубила!
— Айелеке? — переспрашивает губернатор. Он мгновенно понял, в чем дело, и его потихоньку берет злость.
— Моя дорогая дочь… у меня двое детей…
— Она не разговаривает. Полковник называет ее Белкой.
— Да… умоляю вас, господин Харай, спасите и ее тоже…
— Безмозглый Аяри, — бурчит Рэндо.
— Не сердитесь на Айарриу, господин Харай, — дама пытается улыбнуться сквозь слезы. — Он хороший мальчик…
— Я легко мог бы увезти ее вместе с вами. Полковник доверил ее судьбу мне. Но я слишком торопился, видя ваше состояние. Айелеке выглядела здоровой и не боялась полковника. Он… во всем остальном он не был с нею жесток. Я обязательно привезу ее и вылечу.
— Спасибо, — шепчет Интайль, — спасибо…
Рэндо тяжело вздыхает.
— Я раздену вас, госпожа. Закройте глаза, если хотите.
Заклятия необходимы сложные, незнакомые Рэндо, ему приходится сосредоточиться на них и отогнать посторонние мысли. Сейчас он рад этому. Интайль дрожит, но он выключил ее болевую чувствительность, и айлльу, зажмурившись, даже пытается улыбаться… Склоняясь над нею, Рэндо забывает о времени; ему то кажется, что прошло всего несколько минут, то — что он трудится здесь уже несколько суток. Точно капли в водяных часах, из него медленно уходят силы. Купальня освещена заклятиями, которые не тускнеют со временем, окна замазаны; не понять, день ли на дворе, ночь ли… Наконец, тело госпожи Интайль содрогается и исторгает плод.
У нее тройня. Поэтому еще сколько-то вечностей проходит, прежде чем айлльу совершенно освобождается от ноши, и Рэндо переводит взгляд туда, где в крови и слизи лежат они.
От усталости он даже ничего не чувствует.
Чудовищные твари крупны, вполне готовы жить: глаза, налитые кровью, выпирают из глазниц страшно деформированных черепов, конечности ужасающе похожи на звериные лапы, шкура покрыта редкой белесой шерстью. «Да они живые», — безразлично думает Рэндо. Существа шевелятся, дышат, издают звуки. Интайль не открывает глаз, но слышит их скулеж. Айлльу напрягается и всхлипывает от страха и растерянности.
«Для рождения красоты нужны свобода и одиночество», — сказал когда-то Маи Ундори, красивый, насмешливый, гениальный… «Какую красоту ты хотел создать, Маи? — думает губернатор в глухом отчаянии. — Такую?!»
И Рэндо Хараи, закусив губу, говорит — устало, спокойно, без гнева и колебаний:
— Я убью его.
Двери купальни сотрясает тяжелый удар.
Солнце садится.
Айарриу, неподвижный как статуя, стоит на страже. Он не видит Тайса, но чувствует его запах; тиккайнаец рядом и смотрит на него. Айарриу все равно, что он думает. Принц эле Хетендерана стоит спиной к дверям, за которыми вот уже много часов Высокий Харай спасает жизнь его матери, и единственное, что его тревожит — это судьба Айелеке. «Я буду просить за нее, — снова и снова мысленно повторяет Айарриу. — Он выйдет, и я попрошу его… Он спасет ее. Я буду просить…»
Рэндо ничего не говорил о том, как сумел отнять королеву айлльу у Желтоглазого. Но вышел из дома Ундори он в одиночестве, хозяин не провожал его, и отъезд был спешным. Айарриу чуял, что все это не закончится легко и просто. Поэтому, ощутив приближение Желтоглазого, он не удивляется. В глубине души он ждал этого. Это должно было произойти.
Коляска Желтоглазого летит, как пущенная из лука стрела. Сам Желтоглазый в такой ярости, что это доносится вместе с его запахом. Но айлльу, против обыкновения, почти не чувствует страха. Полковник Ундори, верно, обезумел, если решился на открытое столкновение с Хараем. Как бы Харай ни любил его, но если Желтоглазый посягнет на тех, кому Рэндо обещал защиту, ему не поздоровится. До сих пор Желтоглазый понимал это и старался погубить Рэндо исподтишка, чужими руками.