Далеко от неба
Шрифт:
«Водочка, Вася, водочка…» – сказал он себе, в падении едва увернувшись от повторного удара.
В это время тот, что был слева, замахнулся ногой в лицо. Блок одной рукой – «несерьезно, но придется еще покататься по травке. А теперь – вот так…».
Подсечка получилась коронная.
«Молодец, старлей, не жалел времени, ни своего, ни моего. Вслепую учились, на звук. Теперь ты покатайся, а мне пора».
Но подняться не успел. Один на ноги навалился, а тот, который с прутом, – на горло. Прутом на горло! Хорошо руку успел подставить.
«Ничего, мужики, ничего… Силенки у вас не на мой размер. Сейчас на бок… и я вам устрою классику… Придется кое-что посерьезней, раз вы так. Только бы тот гаденыш с ножичком не приполз. Надо было ему повыше подсечку… Приготовились… Ра-аз!»
Ослепительный свет, скрип тормозов, чей-то неразборчивый крик, торопливые убегающие шаги, черные тени, растворяющиеся в темноте. Но того, с прутом, он придержал. Когда ноги освободились – делать нечего: сначала в замок, потом через себя. Хрястнуло на совесть.
«Не меньше чем на час мужик вырубился. С последующим обязательным лечением. Теперь на помощников можно поглядеть. Никак мусора приступили к исполнению служебных обязанностей? Черт, свет… Ни хрена не видать. Могли бы и не объявляться, сам уже справился».
Но это была не милиция. Из потрепанного местными дорогами «уазика» вышел незнакомый человек и с интересом оглядывал Василия, все еще жмурящегося на свет фар.
– Интересуюсь, кому помог? Им или тебе?
– У нас приучены в чужую драку не лезть, – прохрипел еще не продышавшимся горлом Василий.
– Не люблю, когда пятеро на одного, – не согласился человек.
– Шестеро.
– Не по-мужски.
– По-мужски у нас только водку хлещут. Все остальное – по-волчьи.
– Это как?
– Стаей, сзади, из-за угла.
– Волков обижаешь. Волк – животина по-своему даже благородная. Тебя что, не предупредили?
– О чем?
– Василий? Боковиков?
– Ну.
– Должны были предупредить.
– Не понял, – угрюмо сказал Василий.
– Хочется?
– Что?
– Понять.
– Не откажусь.
– Тогда садись, прокатимся.
– Куда?
– К хорошему человеку.
– Есть, что ль, такие?
– Кому как повезет.
– Это как?
– Один в людях хорошее видит, другой – плохое. Кому как повезет. Ну что, едем? На сене поспим, в реке искупаемся, утром – назад. На сене давно спал?
Василий молча подошел к машине, открыл дверку и сел на переднее сиденье. Человек зашел с другой стороны, сел за руль.
«Уазик» задом докатился до памятника, объехал его и погас в темном конце улицы, выезжая из поселка.
Когда Зарубин вошел в летник, отец Андрей лежал на койке, отвернувшись к стене и закрыв глаза. Олег по-прежнему сидел за столом и расставлял перед собой ровным рядком вынутые из патронташа патроны.
– Спит? – шепотом спросил Зарубин.
– Ждал. Потом даже я поверил.
– Чему?
– Что до утра.
– Не понял ты ничего.
– Что видел, то и понял. Мутная ситуация.
– Хочет помочь.
– Зачем?
– Вопрос сложный. Честно говоря, сам еще не разобрался.
– Не пойдет она против своих. Вот увидите.
– Увижу, конечно. А может, и не увижу.
– Не понял. Вы про что?
– Про то.
– Начинаем?
– Не боишься? Подумай, пока не поздно.
– Да вы что, Роман Викентьевич! Да я за вас за Машу… Даже не думайте. Зубами грызть буду.
– Не надо зубами. Тебе вообще ничем не надо. Это дело целиком и полностью мое.
– Не понял.
– А тебе – самое важное в настоящий момент. Считай, свою жизнь тебе вручаю. Даже больше. И чтобы ни одна душа.
– Совсем ни одна?
– Совсем.
– Когда? Что?
– Как только светать начнет. Казанка на острове. Там все, что надо. До острова вплавь – лодку могут увидеть. Машу по дороге подхватишь. Скажу где. Спуститесь без мотора до Убиенки. Озеро пройдешь под самыми скалами. На всякий случай – лучше ночью. Хотя там сейчас никого быть не должно. Казанку спрячешь в устье и выйдешь на хребтик со стороны соседнего района. Там вас будут ждать.
– «Вас» – это меня и…
– Машу. Она все знает, готова, ждет. Надеюсь, понимаешь, если узнают, где она…
– Понимаю. Кто будет ждать?
– Друг. Он вас отведет на заимку, о которой никто не знает.
– А вы?
– Если все пойдет как надо, приду за вами. Там у нас рация… На связь выходить в самом крайнем случае. Если будет совсем плохо, Никита знает, что делать.
– Никита?
– Да, друг. Твоя обязанность, чтобы даже догадок с их стороны не было. Искать её будут крепко. Тем самым себя проявят. Это уже мои дела.
– Мне бы лучше с вами… Нет, надо, так надо.
– Вот еще что… Маша… Не возражает, но что-то не то. По глазам вижу. По-моему, она сама хочет. Понимаешь? Сама… Отомстить. Не оставляй одну ни на секунду. Карабин забери себе. Успокаивай, что все будет хорошо. В крайнем случае – держи силой. Все. Через два часа выходим.
– А он как же? – Олег посмотрел на спящего отца Андрея.
– Просчитался я маленько. Надо его было сразу к Зинаиде. Тут ему нельзя – сам понимаешь. Проснется – извинюсь. Пока они будут считать, что Маша здесь – мой дом самое опасное место в области. Крестом здесь не защитишься.
Отец Андрей по-прежнему лежал неподвижно, отвернувшись к стене. Но глаза у него были открыты, и он слышал каждое слово этого тихого разговора.
Проснулся Василий поздно и некоторое время лежал неподвижно, глядя на приоткрытую дверь сеновала, за которой была видна часть заросшего муравой двора. За оградой раскачивающиеся ветви притулившейся к человеческому жилью лиственницы и тусклая рябь реки подсказали ветреное утро и возможное скорое ненастье.