Далеко от неба
Шрифт:
Во дворе слышались невнятные голоса невидимых собеседников. Неожиданно заплакал ребенок. Василий озадаченно приподнялся, прислушиваясь. По его разумению, ребенка в этом месте никак быть не должно. Он перекатился с разостланной на медвежьей шкуре чистой простыни на сено и неслышно соскользнул вниз. Брюки висели рядом с развешенной на крючьях лошадиной сбруей, выстиранная рубашка распята на крестовине из двух жердей. Василий торопливо оделся и, не надевая ботинок, выглянул из сарая.
Мужиков он узнал сразу – вчерашний знакомец, назвавшийся Родионом Ермаковым, и Егор Рудых, хозяин здешней давно заброшенной деревни, в которой он проживал в единственном числе уже бог знает сколько лет. Доверие и даже интерес к человеку, который сманул его сюда после драки, появились у Василия, как только он узнал, к какому «хорошему человеку» они направляются. А вот пацан лет четырех, который стоял перед присевшими на корточки здоровенными мужиками и отчаянно ревел, размазывая по щекам слезы и сопли, был явной непонятностью, которая могла помешать отложенному на утро серьезному разговору.
Василий, с наслаждением ступая по траве босыми ногами, вдруг легко перекувырнулся через голову и, став на руки, направился к не сразу его заметившей мужской компании. Рев, как по команде, прекратился. Василий, сделав сначала мост, выпрямился и, показав пацану язык, тоже присел перед ним на корточки.
– Чего не поделили? – спросил он всех сразу.
– Не желает умываться, – объяснил Ермаков.
– Понятно. А мы с ним купаться пойдем. Пойдем?
– Пойдем, – согласился пацан. – А ты кто?
– Герой России. А ты кто?
– Сашка.
– Залазь, Сашка, на спину. Пойдем воду греть.
– Чем греть? – спросил Сашка, забираясь на шею Василия.
– Сначала ногами, потом пузом, – объяснил Василий и направился к воротам.
– Ты там, герой, мужика мне, смотри, не утопи, – хмуро сказал Егор Рудых. – А то меня Татьяна со свету сживет.
– Понятно, – согласился Василий. – Я Татьяны тоже ужас как боюсь. Шибко злая? – спросил он расплывшегося в блаженной улыбке Сашку.
– Не, мамка хорошая.
– А она нас не завернет?
– Она в больнице, сестренку мне рожает.
– Понятно, – с облегчением вздохнул Василий и побежал к реке.
– Уверен? – спросил Ермаков, выпрямляясь.
– Васька-то? Шебутной, конечно, но лучше не сыскать, даже не думай.
– Я к тому, что дело больно серьезное.
– Без серьеза Героями России не становятся.
– Так то там, а то здесь.
– Не боись, здесь, может, еще почище придется. Видал, как они вскинулись? А он еще пальцем не шевелил, приехал только.
– Кое-чем он уже пошевелил. Думаю, сегодня в больнице несколько бюллетеней точно выпишут. Надо бы поинтересоваться – кому?
– Бандит нынче хлипкий пошел, чуть что – в больницу. Скоро там коек не хватит.
– А вот это пока ни к чему, – задумчиво сказал Ермаков. – Рановато еще.
Ваше мнение, Егор Егорович?
– По мне – в самый раз. Куда тянуть-то?
«Казанка» с Олегом и Машей медленно шла против течения небольшой, но своенравной таежной реки. Олег сидел на моторе, который чуть слышно урчал на малых оборотах, и внимательно следил за частыми поворотами, мелями, плывущим навстречу всяческим таежным сором – сломанными ветвями, бревнами, а то и целыми торфяными островками, сорванными с места еще по большой весенней воде и до сих пор то бесприютно притыкающимися к берегу, то медленно кружащими над бочагами. Маша в накомарнике и мужской егерской «спецуре», напряженно выпрямившись, неподвижно сидела на дне лодки, среди тяжелых рюкзаков и держала на коленях карабин, который, несмотря ни на какие уговоры, категорически отказалась отдать Олегу. За всю дорогу она не произнесла еще ни одного слова и так же внимательно, как Олег, смотрела вперед.
Перед очередным перекатом Олег заглушил мотор и, выпрыгнув из лодки, по пояс в воде повел её бечевой, чуть приспустив к крутому берегу, где было поглубже. Маша поднялась и, взяв весло, сноровисто отталкивалась от острых камней.
Миновав перекат, они пристали к берегу в тихой заводи. Олег привязал лодку к огромной коряге и тихо сказал: – Маленько передохнем – и дальше. Есть хочешь?
Маша молча покачала головой.
Олег растянулся на песке и закрыл глаза.
– Я её ненавижу, – вдруг услышал он голос Маши. – Она подлая и хитрая.
Олег вздрогнул, открыл глаза, сел. Испуганно посмотрел на Машу. Она сидела к нему спиной. Он не сразу догадался, о ком речь, но спросить так и не решился. Когда понял, хмыкнул:
– Вообще-то, у меня мнение аналогичное. Роман Викентьевич, насколько я знаю, иллюзий тоже не питает. Ты отца за сохатого не держи. Другая порода.
– Какая? – повернулась к нему Маша.
Сетка её накомарника была приподнята, и Олег увидел огромные, полные слез глаза.
– Ну… Если по-честному – наверное, тигр. Или что-то вроде того.
– Значит, я тоже?
– Что?
– Ничего, – очень тихо сказала Маша и опустила сетку накомарника.
Василий с Сашкой еще плескались в реке, когда во дворе сразу с трех сторон появились трое. Один, держа на локте полусогнутой руки карабин, вошел в ворота. Второй, легко перемахнув через заплот, сделал несколько шагов и остановился у сарая, выпростав из-под полы куртки обрез. Третий неслышно возник из-за дома и прислонился к его стене. Ермаков угадал его присутствие по взгляду, который кинул в ту сторону подходивший от ворот.
Были все трое давно небриты, темны от загара и грязи, одежда от долгой жизни в тайге и полного к ней невнимания выглядела полным рваньем, но на самом деле была удобна, не стесняла движений, а в серой полутьме таежной чащи скрывала обладателей не хуже любого камуфляжа.
– Вот, Егор, и свиделись, – прохрипел подходивший от ворот и чуть повел карабином в сторону Ермакова, словно приказывая тому оставаться на месте. Был он постарше, покрупнее своих подельников и, судя по всему, верховодил в их группе. Со старым, перепоясанным солдатским ремнем пиджаком, и грязными до потери цвета адидасовскими штанами забавно контрастировала почти новая зеленая шляпа, какие были в моде лет сорок назад.
– Хоть ты мне дорожку к себе строго-настрого заказал, да только по нужде и посеред улицы сядешь. В дом пойдем или здесь побалакаем?
– Зачем дом поганить? – сказал Егор Рудых и сплюнул прямо под ноги подходившему. – Стой, где стоишь, а то до беды недалеко.
Лицо вожака перекосила недобрая ухмылка.
– Как там в народе говорят? Не плюй в колодец, как бы не свалиться. Прав ты, Егор, рядышком беда-то. Может, еще век проживешь, а может, раз – и ваши не пляшут. Внучок твой там купается, жизни радуется. А речка, она у нас коварная – нырнул и не вынырнул. Ищи потом виноватого.