Дальний родственник
Шрифт:
– Ты надоел, - сказал игрок Дагинея, пытаясь прихлопнуть муху, - лети к выгребной яме.
– Твоя жизнь и есть выгребная яма, - сказал Бог Смерти, - в жизни не видел такого дерьма, как ты.
– Жизнь воняет, - сказал игрок Дагинея, - но мне нравится этот запах.
– И сгреб выигрыш.
Одноглазый вор заскрипел зубами. Проститутка хихикнула, учуяв радость ножа.
– Вдохни, - сказал Бог Смерти, - и отдай мне дыхание жизни.
– Ты сказал, - ухмыльнулся игрок Дагинея, - а теперь, попробуй, возьми.
– И, вдохнув запах волос проститутки, выдернул из них шелковый шнур и повесился на потолочной
– И долго ты так провисишь?
– ухмыльнулся Бог Смерти, кружась перед его синим лицом.
– Пока не закончится нить Времени, - молча сказал Дагинея, - я буду сучить ее своими ногами. Мгновение без Смерти - это Вечность. Я связал тебя в этом мгновении, Смерть.
И Бог Смерти неподвижно сел у ног Дагинеи.
Умирающий слон встал. Охотник опустил занесенное копье. Птичка поперхнулась проглоченной бабочкой. Зарыдали наследники.
Прекратились войны. Родились монстры. Рыбаки утопились в море и молча смотрели на бессмертных рыб. Ни одно дерево не упало в лесу. В тишине кружились черные точки в гаснущих глазах Судьбы.
И загрохотал гром, и раздвинулись синие тучи, явив лик синего Шивы.
– Оставь его, - бросил вниз Шива, - иначе все погибнем. Брось этого гада, мы возьмем его в следующий раз.
И муха, жужжа, взлетела с посиневшей ноги Дагинеи.
Что такое Время? Что такое шнурок с волос проститутки? Он лопнул, и Дагинея свалился среди окурков и перевернутых чашек.
Что такое Время? Где оно? Никто ничего и не заметил. Игрок Дагинея снова бросает кости в кругу проституток, воров и безжалостных нищих.
– Что это?
– спросил Юра.
– А, это так, - махнул рукой родственник, усаживаясь в кресло.
– Пришло в голову, вот и набросал. Воткну в какой-нибудь роман, не пропадать же хорошему анекдоту.
– Ты бы меньше разбрасывался своими мыслями, - вдруг сварливо сказала внучка Берии, - а то я когда-нибудь разожгу ими камин.
– Природа обновляется огнем, - наставительно заметил автор, - а мои мысли летают на крыльях ветра.
– Так что же такое время?
– спросил Юра, закуривая золотую кубинскую “корону”.
– И где оно? Даже если совершенно безвозмездно, при чем тут блядский шнурок?
– Память о том, что было, мы называем Временем, - ответил родственник.
– И в ней храним все время во вселенной. Память, подобно хронометру, фиксирует процесс, происходящий в нем самом. Время начинается вместе с человеком. Вне человека вселенная феноменов не существует, а только ноумены вне времени. Фикции, с точки зрения человека.
– Хорошая позиция, - кивнул Юра, покуривая сигару и неожиданно получая от этого удовольствие.
– Чего я не хочу, того и нет. Это индусы придумали?
– Это никто не придумывал, - ответил родственник, - потому что это так и есть. Это знали всегда, все, кто вообще умеет думать. Никто не слышит шум дерева, упавшего в глухом лесу. Поэтому оно вечно стоит или вечно лежит, пока не придет наблюдатель.
– Может, его и нет?
– псевдозадумчиво спросил Юра, которого забавлял этот разговор.
– Оно есть, как ноумен, - родственник поднял вверх палец и с удивлением на него посмотрел.
– Как фикция твоего сознания, полагающего, что где-то такое дерево должно быть. И оно начинает быть, вместе со своим прошлым и будущим, как только ты споткнешься о него ногой или лбом. В этой точке спотыкания, точке настоящего, существует мир феноменов. Из него человек выращивает свою вселенную и рвет с нее плоды, а потом жалуется, что кто-то подсунул ему червивое яблоко.
– А можно ананас?
– спросил Юра в пространство.
– Ананас!
– произнес родственник. И через несколько мгновений в пространстве, освещенном розовыми отблесками камина, появилась белая рука внучки Берии с огромным золотым ананасом в ней.
– Вот так работает эта машина, - удовлетворенно сказал родственник, - а попробуй-ка, закажи ананас на Луне?
– Никто тебя и не услышит, - кивнул Юра, принимая ананас и не зная, что с ним делать.
– Вселенная без человека, это застывшая глыба льда, где ничего не происходит, - сказал родственник.
– Там и времени-то нет, не то, что ананасов. Но мы постоянно умудряемся извлечь оттуда совершенно ненужные нам вещи. Или выращиваем дерево, специально, чтобы на нем повеситься. Умоляю тебя, Юра, ешь ананасы, рябчиков жуй и вообще...
– он поглядел на выразительный зад внучки, которая помешивала кочергой в камине.
– Только не заплывай за буи и не набросай мне тут кукушкиных яиц.
Глава 6. В которой слышен звон логических цепей.
– Нет, ты только посмотри, ну, ты видел такое!?
– Бутто бросила Юре на рабочий стол толстый цветной таблоид. Юра скользнул взглядом по большой размытой фотографии, потом по дате.
– Я это уже видел в натуре, - ухмыльнулся он, - только даты что-то не сходятся.
На фотографии, на фоне нечетко тусующейся толпы, был изображен дальний родственник с дико выпученными глазами, размахивающий над головой чем-то подозрительно напоминающим мотоциклетную цепь. Надпись внизу гласила: “Знаменитый украинский писатель избивает соотечественников возле украинского посольства”.
– И на что это будет похоже?
– зловеще спросила Бутто.
– Это говно уже бродит по Интернету, как вирус. А завтра журналюги докопаются, что он имеет к нам отношение.
– Не суетись, Катька, - рассеянно ответил Юра, внимательно всматриваясь в фотографию помельче.
– У него другая фамилия. А у тебя уже четвертая. Не считая партийной клички.
– А тебе нужно, чтобы тебя связывали с этими хохляцкими разборками, тебе нужно?!
– не унималась Катька.
– Абсолютно не нужно. Но кому-то, может, и нужно, - ответил Юра, роясь в столе в поисках большой лупы.
– А с каких это пор он стал знаменитым писателем?
– Да он кипами вывалил свои книжки на книжном рынке, - возмущенно сказала Катька, - и торговцы взяли, потому что он отдал их по цене макулатуры. Он сам издал их за свои бабки, в какой-то полуподпольной типографии. И вряд ли кто-то заплатил какие-то налоги. Книжек - море, а тираж указан - 150-200 экземпляров.
– Юбка не на месте и в руке пятак, - задумчиво сказал Юра, сравнивая фото общего плана потасовки с крупным изображением родственника.
– Что-то тут не так. И с цифрами и с фактами.