Дальний родственник
Шрифт:
– Ты оставил у меня в варьете мешок фальшивых баксов, - сказал Юра.
– Ничего подобного, - возразил родственник.
– Там были и настояшие. Все, как в жизни. Зато на фальшивых был мой подлинный портрет. Скоро такие сотни станут раритетом и пойдут за штуку. Драка была?
Несколько мгновений Юра пытался сдерживаться, потом не выдержал и расхохотался:
– Была. Скромненькая такая драчка, интеллигентная, но была. Баксы-то почти идентичные, кроме портрета, пока разобрались - поотдавили друг другу ноги и
– Ты там у себя объявление повесь, - сказал родственник, - что у пострадавших через целование моих портретов я готов их выкупить по номиналу. Конечно, меня не будет дома, но пусть знают наших. Непострадавшим на пиво и так хватит, если ума хватило не выплеснуть его вместе с ребенком.
– А если нашелся такой умный, что уже пришел?
– меланхолично спросил Павел, доставая из кармана объемистый пакет, - и принес с собой все, что удалось сгрести с полу? Что ему делать со своим счастьем?
– Да,- встряла Елена.
– Почему у всех счастье, а у меня нет? А кто тебе подал идею насчет варьете?
– Продал, - грустно сказал родственник, глядя на знакомый черный пакет.
– Раскрутишься тут с вами...
Этот поучительный разговор происходил в третьем часу ночи после бенефиса в варьете, на даче Городецкого. В большой, пустой комнате стояли кресла для присутствующих и густой дым их сигарет. Серебряная змея свернулась на коленях у хозяина - это было единственное, что принадлежало ему в этом холодном доме. Огонь камина, бросая отблески на серебро, не мог согреть его, здесь можно было согреться, как на кладбище зимой - только водкой. Или работой, если ты не покойник.
– Ну, ты змей, Павел, - сказал родственник.
– Научишься тут крутиться, под пятой, - вздохнул Павел.
– У меня тут двести штук твоих портретов, что не унесли на сувениры. На штуку согласен. Три сотни я себе уже отлистнул, в моей пачке затесались. Итого, с тебя семьсот баксов. И автограф, - он вытащил из другого кармана книжицу в ядовито-зеленой обложке, - по-родственному. Ты становишься знаменитым, поверь моему нюху.
– Вот, жизнь, - сказал родственник, доставая из кармана пачку долларов и отсчитывая семь бумажек в руку Павла, - за собственный автограф приходится платить.
– Такая жизнь, - кивнул Юра, - правду иначе не продашь.
– Она приходит в одеждах лжи, - сказала Елена, отбирая деньги у Павла, - чтобы не ходить с голой жопой.
– Ты фетишистка, - заныл Павел, - ты любишь грязные деньги.
– Ты не имеешь на них морального права, - строго сказала Елена, - ты только что выдурил их у порядочного человека.
– Я буду жаловаться, - сказал Павел.
– Жалуйся мне, - сказала Елена, - я же никому не скажу, какая ты сволочь в постели. И никто не узнает, что у тебя встает, только когда ты кусаешь меня за ягодицу.
– Да это ложь!
– завопил Павел.
– Это у меня вся жопа в синяках от твоей любви, могу показать!
– А будешь гавкать, - сказала Елена, - так будешь и дальше кусать себя за задницу, голыми деснами. Протезы, гад, отберу.
– Где же правду искать?
– горько спросил Павел.
– В жопе, - сообщил родственник.
– Именно оттуда исходят все наши понятия о правде и лжи, о добре и зле после того, как мы переварили плод познания. И мы гадим и гадим этим на собственную голову, полагая, что это процесс мышления.
– Ну, ни фига себе, - восхитилась Елена, - это ж надо быть таким умным.
– А когда мы думаем, что придумали что-то новое, то всегда находим это в какой-нибудь пыльной книжке, которой вытирали задницу еще наши прабабки, - усмехнулся родственник.
– А прадедки что, не вытирали?
– поинтересовалась Елена.
– Женщина - это другое существо. Настолько другое, что с ним нельзя гадить на одном гектаре, - пояснил родственник.
– Вот именно, - внушительно подтвердил Павел.
– Чтобы научиться толком мыслить, надо избавиться от влияния других людей, - сказал родственник, - а ни один мужчина не способен влиять на мужчину так, как влияет женщина, самим фактом своего присутствия в этом мире. Адам был Богом в своем раю, создавшим женщину из своего ребра. Когда Адам любит Еву - он любит себя. Когда Адам ненавидит Еву - он ненавидит себя. Но когда женщина любит или ненавидит мужчину - она любит или ненавидит мужчину. Его. Поэтому и любовь и ненависть ее тяжела.
– Ох, тяжела, - вздохнул Павел.
– Женщина - это бес человека, созданный им самим, - сказал родственник, - о чем сказано во всех древних, ветхих, тысячу раз оплеванных Святых Писаниях мира.
– Глупый, ветхий мужской шовинизм, - фыркнула Елена.
– Да почему моя вера в себя так оскорбляет тебя?
– удивился родственник.
– Я безгранично верю в себя и исполняю все свои желания. А тебе что мешает? Твоя разделенность мешает. Рай женщины - разделенность с мужчиной, перманентная война с ним, при помощи любви или ненависти. Женщина целостна изначально, она - ребро. А мужчине, чтобы обрести целостность, нужно прекратить войну с собой, перестать быть левым и правым и быть правым всегда.
– Очень удобная позиция, - заметил Юра, - для карманных воров.
– Мне нравится, - умиротворенно сказал Павел.
– А мне не нравится, - сказала Елена, - когда мужчины меняют ориентацию. Пусть они уж лучше руки меняют.
– Это не имеет ничего общего с сексуальными эксцессами, это психический процесс, - сказал родственник.
– Изгнать беса, значит, вернуть его на место. В ребро. А не в жопу.
– А когда уже бес в ребро, так на фига тебе вообще какие-то эксцессы?
– пожала плечами Елена, - тогда уже все равно, за красных ты или за голубых.