Дальний родственник
Шрифт:
– Все это можно выразить одним словом: “промоушн”, - усмехнулся Юра.
– А это, - он взвесил в руке фолиант, - рекламный буклет. Не волнуйся, я его всем покажу. А в целом, у тебя неплохо получается.
– Спасибо, - скромно сказал родственник.
– Прошу к столу.
В большой комнате с голыми каменными стенами стоял длинный стол, два шведских кресла с высокими спинками, и больше ничего. Но гостя ждали, и стол ломился от яств. За столом прислуживала грязненькая белокурая девушка совершенно уличного вида.
– Где ты ее взял?
– шепнул Юра.
– Ну, это мой секретарь, - ответил хозяин.
Выбор вин свидетельствовал о наличии некоторого опыта, - впрочем, вина, вместе с яствами, возможно, были просто заказаны в ресторане при консультации менеджера. То, на что раньше требовались годы воспитания хорошего вкуса, сегодня делалось щелчком пальцев - было бы чем платить - за вкус и за цвет.
– Не верь, что мясо надо запивать сухой кислятиной, - поучал хозяин.
– Эту манеру придумали в салонах, специально для того, чтобы потом всласть упиться портвейном и мадерой с корабликом. Сбросив кринолины и панталоны. Любое мясо надо запивать винами крепкими и сладкими, а без мяса нет ни застолья, ни подстолья.
– К шашлыку, говорят, нужен и уксус и сухое вино, - заметил Юра, с удовольствием поглощая утку по-пекински.
– Никаких специй, ничего не надо к хорошему мясу, кроме мяса, - категорически сказал сотрапезник.
– Оно само лезет на шампур и конвульсивно скользит по пищеводу, только глотать успевай. А вина должны быть настоящие, из Южной Европы.
– Говорят, портвейн из Массандры...
– начал Юра.
– Был, - перебил его родственник, вытирая жирные пальцы белоснежной льняной салфеткой.
– И пил. И видел, как их делают, но туристам не показывают. Если бы князь Голицын научился делать настоящие вина, то его предприятие бы не захирело, задолго до революций. Он подарил Массандру императору, но даже под такой “крышей” завод все равно сдох. Теперь там показывают несколько старых бочек, которые не успели спалить большевики в своем бронепоезде, и портрет старого дурака. А вино гонят индустриальным способом в другом месте, на бурячный сахар отнюдь не скупясь.
– Тебя что, португальцы наняли делать антирекламу?
– усмехнулся Юра.
– Я онтологический партизан, - сказал родственник, нюхая янтарный кристалл мадеры из воздушной прозрачности бокала.
– Я похаблю бескорыстно все, до чего могу дотянуться, пускаю его под откос. А до чего не могу - похаблю еще сильнее, поскольку виноград зелен, по определению.
– И как же ты получаешь удовольствие от жизни?
– удивился Юра.
– Меняя приоритеты, вот как, - ответил родственник.
– Я же человек твердых принципов. Я буду пить портвейн “три семерки” и нахваливать, если этот портвейн - мой. Быть господином своих оценок - значит уметь извлечь кайф из любой ситуации и стать великим кормчим своей судьбы. Как Мао.
– Как кот, который целый день орет, лежа на своих яйцах, но не встает из принципа, - усмехнулся Юра.
– Кот - правильное имя для создания гибкого и независимого, которому чужды сантименты, - раздумчиво сказал родственник.
– Он крепко держит свои яйца в своих когтях. И даже если пьет горькую - плюет в чужую чашу с “порто”. Прямо в ее буржуйскую харю.
– Да ты сам буржуй!
– Юра возмущенно развел руками с утиной ножкой и бокалом.
– А это твое гнездо.
– У меня нет гнезда и никогда не будет, - ответил родственник.
– Это дом Городецкого. А духи небесные не вьют гнезда и не кладут яиц. Но есть особенная сладость в том, чтобы наложить в чужое гнездо. Хочешь, наложим на ковер после обеда наложницу?
– Твоя секретарша выглядит так, как будто только этим и занимается, - заметил Юра.
– У нее чистые руки!
– возмутился родственник.
– Они никогда не голосовали. И не держали ничего тяжелее моего хвоста и рогов.
– Откуда ты ее переманил? От Лимонова?
– осведомился Юра.
– Никакому Лимонову и не снились такие члены партии, - важно сказал родственник.
– Она прямой потомок Берии, Агаты Кристи и Моше Даяна. А глаз, как у орла.
– Хороший набор, - согласился Юра, - но причем тут Моше Даян?
– Она антисемитка, - доверительно сообщил родственник, - а если бы Моше не был антисемитом, он бы не втянул евреев во все это военное дерьмо. Жили бы себе, как греки на Крите, среди оффшорных компаний, и добра б наживали.
– Ты это брось, - строго заметил Юра.
– Ты не вздумай выступить с такими заявлениями. А то быстро угодишь в какой-нибудь Бухенвальд, и книжки твои на костре сожгут.
– Их и так сожгут, - меланхолично ответил автор, - когда разберутся, что почем. Но рукописи не горят, а поднимаются из пепла, возрастая в цене. И я продам их дуракам по второму разу, в другом месте, когда спалю за собой это гнездо.
– Дураки ведь не держат в руках твоих книг, - саркастически напомнил Юра.
– Они быстро умнеют, подержав, - ответил родственник.
– Порнография и философия, это ведь палка о двух концах, которой вышибают дурь, если нет мозгов. Через мистерию черного эроса человек постигает таинство обоюдной ненависти мужского и женского начал. И истина делает его свободным.
– Ну, ты изощренец, - уважительно сказал Юра.
– Я ниже всякого презрения, - согласно кивнул изощренец.
– Я с высоты своего бордюра заглядываю под юбку так называемой любви, прозревая всю ее низость. Ее притяжение понуждает индивида предавать себя и священный принцип самости ради воспроизводства бездуховных плебеев.
– Это у тебя такой черный юмор или такой светлый эгоизм?
– с любопытством спросил Юра.
– Всякий, кто хоть сколько-нибудь дал людям, был божественно-эгоистичен душой, живя ради своих лучших интересов, - ухмыльнулся родственник.
– А я гомофил, и намерен дать им много.
– Хватит. Я сыт по горло, - сказал Юра, отставляя бокал.
– Вообше-то, я курю редко, но сейчас сигара была бы очень к месту.
– Ну, тогда устраивайся и подожди айнмомент в кабинете, - хозяин кивнул в сторону стрельчатого дверного проема.
– Там ничего еще нет, кроме камина и двух кресел. Но что еще надо к хорошей сигаре?
Когда родственник вернулся с ящиком сигар, размером чуть поменьше ящика для плотницких инструментов, Юра стоя просматривал листок, взятый им с каминной полки, у ног его повиливал джинсовый зад внучки Берии, подбрасывающей в огонь сосновые поленья. На листке было написано:
Игрок Дагинея и Бог Смерти
Каменные сердца. Трубя кровью в кругу камней, слон умер. Стал черными точками в желтых глазах Судьбы. Среди проституток, воров и безжалостных нищих. Муха влетела в грязный притон, где игрок Дагинея бросает слоновые кости.