Дальний родственник
Шрифт:
– Националисты?
– уточнил Юра.
– Самые главные националисты в Украине - евреи, - ухмыльнулся родственник, - из числа умных. Они понимают, что жить надо дома, а не в Африке. Они выучили мову, не стыдятся пейсов и пашут как звери - у себя дома. А половина щирых украинцев пашет на поляков или на австрийцев, и оттуда, блин, голосует за “лучшую” Украину. Если дать шанс украинским жидам, они всем нам помогут устроиться по-человечески у себя дома. Как в Америке. Тот, кто тронет украинских жидов, будет иметь дело вон с ними, - он мотнул головой за окно.
– Они что, сионисты?
– удивился Юра.
– Все добрые христиане слегка сионисты, - ухмыльнулся родственник, - оттуда же все пошло. А все честные патриоты - всегда донецкие.
– Так это они били нечестных патриотов возле посольства?
– Юра кивнул на Катькин таблоид, лежащий между ними на низком журнальном столике.
– Ни в коем случае, - твердо ответил родственник.
– Они придерживаются принципа ненасилия. Но иногда приходится защищаться от распоясавшихся хулиганов. Распоясавшиеся хулиганы выбили мне зубы и плюнули на плешь. Это недопустимо. Я буду жаловаться в международные организации и лично господину Лужкову. Необходимо обуздать террористов и выправить им моральный хребет. Между прочим, они представляют серьезную опасность для мирных жителей Москвы. Эти гады возят в своих машинах оружие, боеприпасы, наркотики и презервативы с изображением членов Государственной Думы. О чем я уже настучал в соответствующие органы, - родственник широко улыбнулся, - с указанием автомобильных номеров. Пусть поездют.
– А цепь?
– напомнил Юра.
– И за козла ответят, - кивнул родственник.
– Они начали полномасштабную кампанию по дискредитации молодой украинской демократии. Меня. Я уже отправил гневные письма во все издания, до которых дотянулись мои слабые волосатые руки, изнемогающие от борьбы. Да я не то, что цепь, я гвоздя сроду в руках не держал и не втыкал его никому в задницу! Что может подтвердить любой честный донецкий патриот здесь и по всему миру, и в московском городском суде. Да я бы не знал, как и выглядит мотоциклетная цепь, если бы мне не показали друзья, как ею пользоваться, совсем недавно. Я мухи не обидел, я жертвую на строительство храма Непорочного Зачатия, о чем у меня имеется справка, а они мне - на плешь! Мне, следующему по пути Джавахарлала Неру и Авгостиньо Нетто?! Не оставлю без сатисфакции, без штанов оставлю, - родственник удовлетворенно приложился к бокалу с коньяком.
– Хочешь настоящие украинские шаровары? Правда, они будут слегка подмоченные, но такая уж у них репутация.
– Спасибо, не надо, - поскромничал Юра, - мне хватает украинского сала. Кто-то присылает его маме, и мама меня угощает. А я угощаю своего бультерьера.
– Да ты циник!
– возмутился родственник.
– Разве можно кормить салом бультерьера?! Он не должен весить больше 30 килограммов.
– Успокойся, он все равно не ест, - сказал Юра, - и тогда я дарю сало кому-нибудь из знакомых, как очень большой раритет. Берут. На халяву и сало сладкое.
– Беру свои слова назад, не дам шароваров, - сварливо сказал родственник.
– Тебе их надо на голову надевать, а в них нет ширинки, чтобы просунуть нос, и ты задохнешься. У тебя нет национального достоинства, вот что я тебе скажу.
– Оно у меня есть, - не согласился Юра, - но очень небольшое. И в мою русскую ширинку пролазит вполне.
– Украина и Россия - братья навек, - горячо сказал родственник.
– Как они могут быть братьями?
– удивился Юра.
– А как Киев может быть матерью городов русских?
– спросил родственник.
– Это же надо, так хорошо знать категорию рода в русском языке, чтобы таким языком писать историю! Да я бы членом лучше написал.
– А чем ее, по-твоему, пишут?
– меланхолично удивился Юра.
– Вот мы тут сидим, братья в натуре, а не на плакате, и разговариваем, как китаец с дикобразом. Кто и на каком языке нам за это ответит?
– Порвали цепь времен, - кивнул родственник, скользнув взглядом по собственной фотографии в газете, - и еще обвиняют меня в незнании русского языка, когда я посылаю их по-батюшке.
– Завистники, - поддакнул Юра.
Подошел полосатый котище с желтыми, подзаборными глазами, за ним - тибетская кошка, гибкая, как черная змея, с яркими изумрудами глаз. Котище начал тереться о ногу хозяина, кошка аристократически села в стороне.
– Вот, приблудились, - хмыкнул родственник, - знают, к кому идти. Тибетка приносит мне мышей и спит на моих рукописях. Я не препятствую. Кошки – гурманы и чуют гадость, в старину им давали яства, на предмет яда. Если кошка на рукописи повалялась - значит, употребимо.
– Просто эти животные выросли в тяжелой экологической обстановке, - сказал Юра.
– Я тоже вырос в тяжелой экологической обстановке, - сказал родственник.
– А тот, кто вырос в другой, пусть поищет себе чтиво полегче, у моих котов мозгов больше, чем у него.
– Надо учитывать читательский спрос, - сказал Юра.
– Если они спросят у меня, сколько раз я дрочил в детстве, я им отвечу, - ответил родственник, - если вспомню. Но, убей, не пойму, почему они с наслаждением вылизывают кровавое дерьмо, которое предлагают им детективщики, не умеющие правильно написать слово “блядь”? А увидев каплю крови в моем романе - падают в обморок? Или со вкусом размазывают ее по всей своей морде - и больше уже ни черта не видят?
– Это ты не видишь, - сказал Юра.
– Они поддельные вампиры, им нужна нарисованная кровь. А ты – настоящий, и вызываешь тошноту. Дерьмо, описанное мастером - это настоящее дерьмо, слишком настоящее, чтобы им торговать.
– Ну, вот, - горько сказал родственник, - нет у меня в этом мире друзей, кроме приблудного кота.
Кот заурчал и заулыбался под его нежными пальцами.
– Да он улыбается!
– изумленно сказал Юра.
– Точно, - кивнул родственник.
– Коты, собаки и лошади улыбаются. А из людей: Джоконда и Будда. А вот у христиан-
ских святых, включая босса, всегда какой-то прибитый вид, ты не находишь? Они страдают. А мы не страдаем? Так на фига нам их перекошенные морды? Если уж я отстегиваю кому-то на Царствие Небесное, так я хочу, чтоб мне умели хотя бы сказать “she-e-e-et” за мои сребреники. Иуда вон сделал им Бога за свои сребреники - и попал в Книгу Рекордов.
– Сейчас уже нечего продавать, - усмехнулся Юра.
– Да разве не сказал вам сам Большой Босс, что вы - боги?
– изумился родственник.
– И кто кричал на каждом перекрестке, что Он - Сын Человеческий? Так кого же вы распинаете каждый день, продавая себя за тридцать сребренников Синедриону, в котором сидят податели благ земных? Ты сам покупаешь и продаешь людей, включая самого себя, в своем фирменном синедриончике, нет? Знаешь, я не удивлюсь, если Иуда удавился на таком же фирменном шнурке от креста, что и на твоей шее. Кайафа сделал Иуду, Иуда сделал Христа, а тридцать сребреников раскрутили шоу, которое продается уже 2000 лет! Ты ничем не отличаешься ни от них, ни от моей внучки Моше Даяна, кроме того, что шекель сильно девальвировал с тех пор.
– А где она?
– поспешно перебил Юра, уязвленный неожиданно и неуместно этой шутовской болтовней.
– Я уговорил ее помыть волосы, - ответил родственник.
– Если сумеет продрать свои патлы, то часа через четыре явится нордической принцессой. Ума не приложу, откуда у таких девок такая роскошная волосня? Другие каждый день шампунями моются, а утром посмотришь - три пера, просто страх Божий.
– А откуда у твоего кота такая морда?
– спросил Юра.
– Больше, чем у моего бультерьера.