Чтение онлайн

на главную - закладки

Жанры

Данте в русской культуре
Шрифт:

Возможно, что указанных текстовых совпадений было бы недостаточно для убедительных параллелей между итальянским карбонарием и русским журналистом начала 50-х годов, если б в его рецензии был не тот же самый набор оценок, каким пользовались деятели Рисорджименто при характеристике «своего Данте». Они осовременивали конфликт поэта с миром, высоко ценили его праведный гнев и уделяли немало внимания героическому звучанию его поэзии. Ее восторженные определения занимали в статье Дружинина ничуть не меньше места, чем разбор перевода, напечатанного в «Москвитянине». Отдавая должное начитанности, гибкости языка и поэтическому такту переводчика, рецензент все же отмечал, что в терцинах Д. Мина, как и в переводах самых именитых литераторов, нет той «мощной и дивной» поэзии, которую, по его словам, какой-то ценитель сравнил с мечом из литой стали, с мечом, украшенным крупными бриллиантами, т. е. той поэзии, что на всех языках Европы привела к рождению эпитета особого достоинства: дантовский – dantesque [392] .

392

Дружинин A. B.

Письмо иногороднего подписчика… С. 76.

Дружинин вспоминал это сравнение с явным удовлетворением, все-так и в его понимании дантовский стиль был обусловлен не только предельным выражением страстей, но и их безграничным разнообразием. «Как уловить ноту Дантова песнопения? – спрашивал он. – Попробуйте проследить глазами за полетом его фантазии, и ваш дух займется <…> Вот он в минуту гнева, с проклятием в устах – с проклятием или Пизе vituperio da gente, или генуэзскому народу, или всей Италии, что ворочается подобно безнадежному больному на своей горячей постели! Вот мститель! Вот хороший ненавистник (a good hate), хотите вы сказать, но сцена переменилась, и вы видите гордого изгнанника на коленях, рыдающего у ног Беатриче… Не тысяча ли людей, с их страстями, мудростью и бесконечным опытом жизни, соединились в этом человеке, или скорее не целое ли поколение держит к нам речь из уст Данта? Вот поэт непереводимый, но не по мелочности и не хитросплетению или просторечию, – а единственно по своей громадности!» [393]

393

Там же. С. 77–78. Кстати, и здесь Дружинин не расходился с Фосколо, который был убежден, что творчество зависит прежде всего от яркости воображения и силы чувств. Превыше других он ставил поэтов с мощной творческой фантазией: Гомера, Данте, Шекспира… См.: Голенищев-Кутузов И. Н. Романские литературы. М.: Наука, 1975. С. 358.

В этой же рецензии Дружинин пересказал историю, которую Данте вложил в уста Одеризи из Губбьо. Ее герой, вождь тосканских гибеллинов, глава Сьенской республики, Провенцан Сальвани, известный своей непомерной гордостью, был так потрясен несчастием друга, что, как смиренный нищий, явился на главную площадь Сьены просить горожан о выкупе пленного приятеля, захваченного Карлом Анжу, братом французского короля Людовика IX [394] . Эта история, воспроизведенная Дружининым, вероятно, по давней памяти, возбудила у него воображение, и уже в июне 1853 г., т. е. всего через несколько недель после выхода рецензии, он начал разрабатывать фабулу драмы, которую озаглавил «Дантово проклятие» («Проклятие Данта») [395] .

394

См.: Данте Алигьери. Чистилище. XI, 109–142.

395

Дружинин A. B. Повести. Дневник. М.: Наука, 1986. С. 191.

Ее предполагаемое содержание он подробно описал в дневнике, оговорив заранее, что все имена, кроме Данте, и все события вымышлены. Вместе с тем Дружинин хотел быть верным духу эпохи и намеревался перед воплощением замысла вчитаться в историю Средних веков Италии. Впрочем, и в предваряющем драму очерке обнаружилось знакомство писателя с характером позднего Средневековья, междоусобицей городов, коммунальными формами их правления, борьбой гвельфов и гибеллинов, своеволием грандов, постоянными столкновениями пополанов с феодальными сеньорами и причинами городских смут. Феррара, изображенная в очерке, напоминала действительную сеньорию времен тирана Обиццо д'Эсте, того самого, что «в мире смуты / Родимым сыном истреблен своим». С колоритом эпохи был связан и преднамеренный, тщательный подбор имен действующих лиц. Дружинин искал, выбирал, примеривал, о чем свидетельствуют изменения, которые отличают список персонажей в очерке и стихотворном тексте начатой, но не оконченной драмы. Избранные им имена были призваны рождать у читателя ассоциации с реалиями «Божественной комедии», средневековой истории и культуры, служить узнаванию исторических и литературных прототипов, за которыми бы угадывался контур эпохи. Так, «прелестная» дружининская Джиневра напоминала собой о королеве Джиневре романов Круглого стола, чья любовь к Ланчелоту стала роковым примером для Паоло и Франчески. Другой персонаж очерка – Угуччионе ди Малатеста, отец Джиневры, видимо, обязан своей фамилией мужу Франчески, немилосердному и уродливому Джанчотто Малатесте.

Увлекшись этими перекличками, раскрывающими связи вымышленных лиц с литературными и историческими, Дружинин чуть было не сделал одного из героев, бравого капитана кондотьеров Гвидо, любимца жестокого Малатесты и жениха Джиневры, сыном… Беатриче ди Портинари, но вовремя отказался от этого авантюрного предположения, ибо оно становилось помехой в создании задуманного им образа «неукротимого мстителя», каким рисовался в его воображении Данте, занятый всецело судьбами своей страны. Драматизм отношений поэта с родиной Дружинин передавал стихами самого автора «Комедии», которые звучали из уст Данте, когда старики Феррары молили его примирить враждующих горожан:

Не гордая окрестных стран царица!Разврата дом, презренная блудница,Италия, несчастная страна! [396]

Любопытно, что по воле автора «неукротимый мститель» является в Феррару во францисканском плаще [397] .

Знал Дружинин или не знал, что Данте никогда не состоял членом францисканского ордена, но так или иначе эта одежда на плечах поэта была для него обозначением социальных симпатий Данте, его религиозно-этических и духовных устремлений [398] . Недаром герой «заступается за народ и велит тирану остановиться», когда кондотьеры Угуччионе ди Малатесты теснят и избивают людей, не пожелавших поддержать поход на Флоренцию. Разгневанный Малатеста приказывает убить заступника. Тогда-то на знатного гранда и обрушивается проклятие Данте. Услышав имя поэта, кондотьеры не решаются поднять на него руку.

396

Данте Алигьери. Ад, XII, 11–112.

397

Дружинин A. B. Указ. соч. С. 192.

398

О сочувствии Данте идеалам францисканства см.: Баткин Л. М. Данте и его время. М.: Наука, 1965. С. 66–67.

Дальнейшее развитие событий приводит Феррару к войне с Флоренцией. Гвидо попадает в плен. Флорентийцы сообщают Малагесте, что, если он не выплатит им «неслыханно огромной суммы», пленник будет убит. Малатеста продает все, что у него есть. Однако нужной суммы не собирается. Подавленный, он выходит на площадь и просит о помощи. Люди Феррары издеваются над некогда заносчивым и мстительным грандом. Наконец они бросают ему деньги и драгоценности. Вдруг слышатся победние клики. Вбегают Гвидо и Данте «с мечом и выбитым знаменем». Малатеста прощен, Данте наклоняется к нему, но тот мертв. Подвиг Малатесты во имя спасения друга кончился смертью, «натура гордого воина, – писал Дружинин, – не перенесла унижения, хотя и святого» [399] .

399

Там же.

В этом очерке будущей драмы впервые в русской дантеане личность Данте обращена к читателю граждански деятельной стороной.

Поэт предстал не просто страждущим изгнанником или певцом справедливости, а непосредственным и темпераментным участником бурных событий далекого времени: он восстает против войны и дикого произвола городских феодалов, отводит беду то от Флоренции, то от Феррары, единокровных дочерей Италии. Он сравнивает свою любовь к ней со страстью к непотребной женщине: «Утром я тебя ненавижу, во мраке ночи я жажду твоих лобзаний» [400] . Эти строки вновь побуждают вспомнить Уго Фосколо, его комментарий к «Божественной комедии», опубликованный в 1842 г. в Лондоне: «Что Данте не любил Италию, кто может сказать это? Но он был вынужден, как все, кто любил ее когда-то или будет любить, бичевать ее, обнажая все ее язвы» [401] .

400

Баткин Л. М. Данте и его время. М.: Наука, 1965. С. 66–67.

401

Цит. по: Полуяхтова И. К. Данте в творчестве поэтов начала Рисорджименто. С. 165.

Было бы непростительно не обратить внимание на угол зрения, избранный Дружининым при изображении Данте. Возможно, его увлеченность социально-политической активностью средневекового поэта была своеобразной компенсацией за тот общественный индифферентизм, который он волей или неволей проявлял в своей деятельности на поприще отечественной литературы. Но не нужно излишне драматизировать характер таких вынужденных компенсаций. «Пока писать не о чем, – записывал в дневник Дружинин, – сохраним же для грядущих поколений грубый и неразработанный очерк драмы „Дантово проклятие“» [402] . «Для грядущих поколений…» – в этом слышен похоронный звон по несбывшимся надеждам и несостоявшимся чаяниям. Однако не менее выразительна оговорка: «Пока писать не о чем…» Она многое ставит на свои места. То, что для других было главным нервом их жизни, у Дружинина составляло лишь предмет тайных вздохов и полезных отдохновений от журнального подряда и увеселительных путешествий Ивана Чернокнижникова.

402

Дружинин A. B. Указ. соч. С. 192.

«Неразработанный» очерк занимал в дружининском дневнике около десяти страниц большого формата. Автор работал над ним с различными перерывами почти месяц. Его записи датированы четырьмя числами: от 25 июня до 23 июля 1853 г. Драма обещала стать большой. К сожалению, она была только начата. Из трех предполагаемых актов Дружинин написал лишь два явления первого действия. Всей пьесе предпосылался эпиграф: «И он спасен, – зато, что один раз для спасения друга дрожал всеми членами. Дант. Paradiso» [403] . В действительности эти вольно переведенные строки принадлежат XI песне «Чистилища». Ошибка знаменательная! Как ни парадоксально, именно она свидетельствует о неплохом знании Дружининым текста «Комедии», ибо мудрено спутать «Рай» с «Чистилищем», если текст не цитируется по памяти.

403

Дружинин A. B. Дантово проклятие / ЦГАЛИ. Ф. 167. Оп. 3. Ед. хр. 39. Л. 1.

Поделиться:
Популярные книги

Идеальный мир для Лекаря 21

Сапфир Олег
21. Лекарь
Фантастика:
фэнтези
юмористическое фэнтези
аниме
5.00
рейтинг книги
Идеальный мир для Лекаря 21

Книга пяти колец. Том 4

Зайцев Константин
4. Книга пяти колец
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
5.00
рейтинг книги
Книга пяти колец. Том 4

Не отпускаю

Шагаева Наталья
Любовные романы:
современные любовные романы
эро литература
8.44
рейтинг книги
Не отпускаю

Брак по-драконьи

Ардова Алиса
Фантастика:
фэнтези
8.60
рейтинг книги
Брак по-драконьи

Князь

Мазин Александр Владимирович
3. Варяг
Фантастика:
альтернативная история
9.15
рейтинг книги
Князь

Столичный доктор

Вязовский Алексей
1. Столичный доктор
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
8.00
рейтинг книги
Столичный доктор

Камень. Книга 4

Минин Станислав
4. Камень
Фантастика:
боевая фантастика
7.77
рейтинг книги
Камень. Книга 4

Темный Охотник 2

Розальев Андрей
2. Темный охотник
Фантастика:
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Темный Охотник 2

Измена. Не прощу

Леманн Анастасия
1. Измены
Любовные романы:
современные любовные романы
4.00
рейтинг книги
Измена. Не прощу

Перерождение

Жгулёв Пётр Николаевич
9. Real-Rpg
Фантастика:
фэнтези
рпг
5.00
рейтинг книги
Перерождение

Право налево

Зика Натаэль
Любовные романы:
современные любовные романы
8.38
рейтинг книги
Право налево

Истребители. Трилогия

Поселягин Владимир Геннадьевич
Фантастика:
альтернативная история
7.30
рейтинг книги
Истребители. Трилогия

Барон меняет правила

Ренгач Евгений
2. Закон сильного
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Барон меняет правила

Мастер 7

Чащин Валерий
7. Мастер
Фантастика:
фэнтези
боевая фантастика
попаданцы
технофэнтези
аниме
5.00
рейтинг книги
Мастер 7