Данвичский роман
Шрифт:
Но Сэри... Она спит на моей койке позади меня, в чёрном платье моей матери. Я сижу и пишу, и всё время оглядываюсь на неё такую красивую. Когда она уснула, я пошёл принести собачью тушу и скормить её ТОМУ, кто был внутри, в доме. Но прежде чем я вернулся в сарай, чтобы написать это, я подумал о Сэри, и мне стало так жарко, что я не выдержал, так что мне пришлось заставить моё семя выйти из меня. Его было так много с тех пор, когда я впервые увидел её у пруда. Ничего не могу с собой поделать.
Сэри такая красивая.
Пока ничего плохого не происходит. Я подумал, что она не захочет оставаться и решит сразу же уйти из-за сильного запаха, исходящего от ТОГО другого. Я упоминаю об этом - о запахе, а не о ТОМ другом, потому что - хвала имени Того, Кого Нельзя называть - Сэри из-за болезни, когда была совсем малышкой, как оказалось, абсолютно не чувствовала запахов! Я знаю, что Йог-Сотот благословляет меня.
Думаю, всё идёт правильно. Я должен оставаться скромным и не быть яростным. Чего я хочу больше всего на свете, так это открыть Врата для Йог-Сотота, но единственное, что я хочу не меньше этого, чтобы Сэри испытывала ко мне тёплые чувства. Я отдал бы всё, чтобы она думала обо мне то, что я думаю о ней. Я мог бы сделать это с помощью одного из заклинаний фон Принна, но это было бы нечестно. Она хороший человек среди плохих людей. Было бы низко, если бы я заставил её полюбить меня с помощью заклинания.
Я угостил её рагу с кроликом, мы поели, я починил её порванное платье, потом мы поговорили, что было мило. И я расслабился, будучи так близко к ней после столь долгого одиночества. Она такая милая, такая чудесная.
И она всё ещё здесь. Я смотрю на неё и улыбаюсь.
Я опять ощутил это горячее чувство, покалывающее внизу. Мне нужно выйти и снова излить из себя семя. Когда я делаю это, то думаю о ней и мне становится намного лучше, и всё, о чём я могу мечтать, это то, что бы я чувствовал, если бы ОНА заставила выйти из меня моё семя. Тяжело даже думать об этом.
Но этого не произойдёт. Я должен быть реалистом. У меня нет такого ужасного запаха, но всё же есть я сам. Я знаю, что под моей одеждой я ничем не похож на мужчину. Если Сэри когда-нибудь захочет сделать это со мной, что она подумает, глядя на моё тело без одежды? Скорее всего, она закричит и убежит.
Во имя Сияющего Трапецоэдра! Всё, что касается Сэри, не только её тело, но и вся она сама... Когда я думаю о ней, я испытываю это странное, тёплое, смущающее чувство в том месте, где, как мне кажется, находится моё сердце.
Пожалуйста, Йог-Сотот! Услышь мою молитву!
Глава четвертая
Никогда прежде Сэри не видела этого странного дома, что было разумным, поскольку он, казалось, украдкой прятался за холмом. Не предавая даже малейшего намёка на усталость, Уилбур перенёс её на руках на значительное расстояние, пока они не оказались на поросшей деревьями опушке, наполовину ограничивающей владение Уэйтли. Как ни странно, дом словно врос прямо в заросший сорняками холм с каменными выступами, как будто холм пытался поглотить его. Одни сараи, большинство из которых были с прогнившими крышами, стояли серо и уныло дальше, а ближе стояло несколько других сараев, тоже старых, но крепких, из одного из которых шла струйка сажистого дыма - Сэри определила его как коптильню.
– Знаешь, - начал её неутомимый перевозчик, - это имущество принадлежит моей семье уже несколько столетий. Видишь ли, многие Уэйтли делали свои пристройки, но сам дом построил первый Уэйтли, происхождением прямо из Салема.
– Вау! Несколько столетий, ты говоришь?
– Ага. И даже больше.
В тот момент Сэри была настолько довольна, что до сих пор не обращала внимания на самую необычную черту жилища:
– Уилбур, а почему... Почему все окна и двери дома заколочены?
Замедляя темп, великан задумался на некоторое время, затем добавил:
– Видишь ли, я больше не живу в большом доме, - и после этого любопытного заявления его шаги отклонились от здания, чтобы приблизиться к самому большому из сараев.
– В нём нет необходимости. Я один. Я живу в этом сарае для инструментов. Он достаточно большой.
Сэри внимательно посмотрела на дом, когда её несли мимо него.
– И я заколотил все окна и двери, потому что не хочу, чтобы противные дети залезали туда и воровали что-нибудь. Многие из них - подонки, мерзавцы, как называл их мой дед. Никогда раньше, да и сейчас я не встречал ни одного порядочного местного жителя. Так что дом можно использовать для хранения старых вещей...
В момент этого словесного откровения, молчаливый дом, казалось, издал серию сильных скрипов, глухих ударов, а потом...
Сэри вздрогнула в руках Уилбура.
...раздался звук, который лучше всего можно было бы описать как флегматичное сопение, похожее на звук свиньи, только невероятных звуковых размеров, что-то почти слоновье.
– Уилбур, ты говоришь, что используешь свой дом для хранения старых вещей?
– Сэри должна была спросить.
– Это животные? Их ты держишь там?
– Э-э-э...
– он смотрел прямо перед собой.
– В каком-то смысле.
Из-за своего необычайного роста Уилбуру пришлось нагнуться, чтобы войти в сарай для инструментов. Сэри обнаружила, что строение действительно было просторное, но при этом странным образом лишено каких-либо инструментов. Книжные полки, напротив, висели там, где можно было бы увидеть доски с инструментами. Только самые крошечные окна пропускали дневной свет, а вокруг стояло множество свечей. В одном тёмном углу громоздко стояла дровяная печь, теперь холодная из-за сезона, а в другом углу стоял большой письменный стол с замысловатой резьбой, полный прорезей для писем и крошечных ящичков. Стол был почти таким же высоким, как человек, который сказал ей, что здесь живёт.