Дар Андромеды
Шрифт:
Шквал мокрого снега ударил ему в лицо. Порыв ветра, сопровождавший это, потряс лодку, и немного воды выплеснулось через борт, забрызгав лицо Андре. Она вскрикнула и подняла руку, чтобы откинуть спутанные волосы. Прикосновение ее руки ко лбу заставило ее снова застонать. Флеминг дал больше газу. Не было смысла экономить бензин. Он должен был вытащить ее из лодки до того, как шторм усилится или до наступления темноты. Он не знал, что произойдет первым. Целый час он мчался на север, напрягая зрение и слух в поисках признаков земли. Не было ничего, кроме воя усиливающегося ветра и простора покрытого пеной моря. Затем он услышал неровный рев воды, разбивающейся о камни и гальку. Море стало менее неспокойным, превратившись в угрюмую зеленоватую зыбь. За разорванным
Он сбросил скорость и взял правее. Из-за течений и ветра, постоянно меняющего направление, он понятия не имел, где находится. Даже сейчас у него не было намерения высаживаться на материк, прямо в объятия какого-нибудь чиновника или кроткого и законопослушного гражданина. Он держал курс в добрых сорока футах от разбивающихся волн. Он пытался убедить себя, что узнал побережье как один из островов, которые он посещал для отдыха летом, но знал, что это просто самообман. В таких условиях все эти острова выглядели почти одинаково. Все, в чем он мог быть уверен, так это в том, что это был остров, маленький. Множество чаек, потревоженных шумом лодки, когда они устраивались на ночлег, кружили вокруг со своим жалобным криком. Чайки предпочитали острова.
Скала резко обрывалась вниз в том месте, где лодка поворачивала, пока не оказалась почти к востоку от берега. Там, где скалы встречались с водой, был крошечный пляж, или, скорее, крутая полоса округлых камней, не более двадцати футов шириной. Без колебаний Флеминг направился прямо к нему, наполовину вытащив лодку из воды. Раздался резкий рывок и звук ломающейся древесины. Нижняя часть лодки была пробита и затоплена.
Флеминг перепрыгнул через борт, нащупывая опору для ног. Затем он схватил Андре и вытащил ее. Он осторожно положил ее на камни выше уровня воды и вернулся в лодку. Он повернул ее в сторону моря, привязав румпель и включил мотор на полную мощность. Лодка бешено рванулась прочь, вода быстро прибывала, нос уже опустился, а винт почти вынырнул из воды. Он не стал дожидаться, пока лодка пойдет ко дну; он снова поднял Андре и так быстро, как только мог, вскарабкался на возвышенность за камнями. Там была отчетливая дорожка, где на каменистом грунте в углублении образовался тонкий слой почвы, где грубая трава и чахлый вереск боролись за жизнь. Флеминга это не удивило. Он ожидал этого. Потому что как раз в тот момент, когда лодка повернула к пляжу, он увидел тусклый желтый свет в нескольких сотнях ярдов позади и выше берега. Это была узкая вертикальная щель между какими-то узорчатыми занавесками. Ему было все равно, кто там живет. Береговая охрана, оператор радара, наблюдатель за траекторией ракеты, затворник. Главное было получить тепло и помощь для девочки. Теперь она была так же безжизненна в его объятиях, как и тогда, когда он впервые схватил ее на краю бассейна в пещере.
Глава 2 Холодный фронт
Посольство Азарана можно было легко узнать в длинном ряду домов в эдвардианском стиле, жильцы которых любили заявлять, что живут в Белгравии, в то время как на самом деле почтовый адрес был Пимлико. Это было заметно, потому что его ветхая и осыпающаяся штукатурка была отремонтирована и покрыта глянцевой кремовой краской. На нем также красовался яркий флаг и отполированная до блеска латунная табличка с названием.
Интерьер был роскошным. Кабинет посла был обставлен с тем изысканным вкусом и атмосферой роскоши, которая возможна только тогда, когда деньги почти не имеют значения. А Азаран за последние несколько лет достиг поверхностного и временного процветания на небольшом нефтяном озере, которое британские геологи обнаружили под пустыней.
Полковник Салим, аккредитованный представитель Азарана при дворе Сент-Джеймса, был военным лидером революции в своей стране. Он упорно трудился, чтобы стать незаменимым для идеалиста, которого судьба и интриги сделали президентом, и его наградой была лучшая дипломатическая должность, которую мог предложить президент. На самом деле Азаран не беспокоился о статусе посольства в какой-либо другой европейской стране, но Британия в настоящее время была хозяином экономики Азарана.
Салиму нравилось жить на Западе больше, чем переходить от силы к дипломатии. Он был суровым человеком и чем-то вроде подлинного идеалиста, но он забыл свои религиозные заповеди достаточно, для того чтобы наслаждаться алкоголем, и он умерил свои жестокие расовые убеждения достаточно, чтобы развить вкус к западным женщинам. Гораздо больше его впечатлило практическое применение, на которое европейцы направляли свое богатство.
В его стране богатство должно было быть ярко выставлено напоказ. Но на Западе это использовалось для покупки того, что было бесконечно более желанным — власти. Именно перспектива неограниченной власти заставляла Салима беспокойно расхаживать по своему кабинету в этот серый зимний вечер. Он становился довольно мягким из-за хорошей жизни и канцелярской работы. Жир рос у него на бедрах и на скулах смуглого красивого лица, но он был еще достаточно молод. Не только тщеславие подсказывало ему, что он все еще производит впечатление. Он нетерпеливо обернулся, когда вошел слуга и с поклоном объявил, что его желает видеть герр Кауфман.
— Впусти его, — приказал Салим. Он быстро сел за свой стол и открыл папку с бумагами.
Слуга вернулся с посетителем. Кауфман был высок и крепко сложен. Салим узнал в нем солдата; вероятно, бывшего младшего офицера нацистов или унтер-офицера, возможно, в первоклассном полку СС. Салим не возражал против этого. Был случай, еще в 1943 году, когда он уверенно заверил эмиссара Роммеля, что, когда придет время, он приведет азаранскую армию на сторону Германии.
— Герр Кауфман, — воскликнул он, протягивая руку. — Присаживайтесь, пожалуйста. — Он был весьма горд своим знанием английского сленга. Это вдохновило его на дружеский тон в разговоре. Кауфман слегка поклонился и улыбнулся. Его светло-голубые глаза, увеличенные толстыми линзами золотых очков без оправы, оценивающе осматривали все на столе и в комнате. Он продолжал улыбаться и почтительно пробормотал, что его начальство приказало ему подождать посла.
— Из «Интеля», — кивнул Салим. Что еще вам сказали?
Кауфман, не мигая, уставился на него в ответ. — Больше ничего, ваше превосходительство.
Салим протянул ему шкатулку из серебра с тяжелой чеканкой. — Куришь? — спросил он.
Он достал другой футляр из внутреннего нагрудного кармана.
— Вот это, если вы не возражаете. — Он выбрал маленькую, почти черную сигару и закурил.
Салим встал и прошел через комнату к столу, на котором было выставлено несколько фотографий Азарана.
— Интересуетесь археологией, герр Кауфман? — спросил он. Мы особенно богаты реликвиями: греческими храмами, римскими аренами, турецкими мечетями, замками крестоносцев, британскими противотанковыми ловушками. Они все набросились на нас. — Он повернулся и посмотрел на Кауфмана.
— А теперь «Интель». Ваши работодатели проявляют глубокий интерес к моей маленькой и безобидной маленькой стране.
Кауфман выпустил облако дыма. Он окутал Салима, который сделал жест отвращения. "А если мои работодатели действительно обновляют свою коммерческую информацию? Как обычно, конечно. Это важно для тебя?"
Салим понизил голос. "Нет ничего неслыханного в том, что деловые круги финансируют отколовшееся государство. И мы предлагаем порвать с британскими нефтяными интересами, герр Кауфман. Их область деятельности не была очень захватывающей. Мы верим, что вы сможете предложить больше, чем нефть.
Кауфман задумчиво стряхнул пепел со своей сигареты.
— Наш залог? — спросил он.
Салим потер руки. — Давайте будем откровенны. Вы торговая организация. Вероятно, самое крупное коммерческое предприятие, когда-либо известное. Какие именно картели и группы замешаны в этом, ни одно западное правительство не смогло выяснить. Холдинговые компании, тайные договоренности, частные соглашения, патентные монополии, офисы, зарегистрированные в небольших и толерантных странах.