Датчанин Ферн
Шрифт:
Вот, оказывается, где столовался Мартин Ферн. Подобно Улле Ропс, он механически поглощал все, что перед ним ни поставят.
Сижу у письменного стола. Слева окно. Тучи на дворе разошлись. Стайка грачей взлетает с деревьев у озера, кружит над ними, затем, взмыв в высоту, проносится над лесом. Сквозь легкие облака пробивается солнце. На посыпанной галькой дорожке, ведущей к озеру, порхает Улла Ропс. Ее волосы развеваются на ветру. Белое платье тоже. Она семенит мелкими, быстрыми шажками;
Открываю окно. Слева дорога идет вдоль ограды, затем сворачивает к двум невысоким беседкам в стиле рококо, где неизменно дежурит сторож, следит, кто приходит и уходит. Лечение в санатории сугубо добровольное, говорит Лиза Карлсен. Некоторые из здешних пациентов уже побывали — в принудительном порядке — в других лечебницах, так уж лучше им быть здесь, не правда ли?
Вот как раз она несет ему чашку кофе.
— Видите, господин Ферн, я нарушила для вас наш распорядок!
— Вы молодчина!
Она охотно навещает Мартина Ферна. Говорит, что и прежде часто заходила к нему — приносила кофе, чтобы его подбодрить.
— Вы были так подавлены, господин Ферн!
— Зато теперь я радуюсь и ликую!
Угощаю ее турецкой сигаретой — она закуривает и морщится.
— Ну а что еще поделывал этот Мартин Ферн?
— Вы были такой старательный!
— И послушный!
— Необыкновенно послушный! Вы так любезно отвечали на все вопросы!
— Горжусь Мартином Ферном! — заявляю я. — Он оправдал мои ожидания!
— Неужели вы ничего не помните?
— Ничего! Когда вы увидели меня в первый раз?
— Вас привезли на санитарной машине! Это было в начале марта.
— Значит, я здесь уже около пяти месяцев!
— Да.
— А раньше где я был?
Она уклоняется от ответа. Говорит, что на дворе прекрасная погода. Как хорошо, когда рассеивается туман и в воздухе словно разливаются молоко и мед. Я соглашаюсь. О прошлом Мартина Ферна ей не положено рассуждать. Это дело высших инстанций.
— Иначе говоря, доктора Эббесена, родичей и всех прочих?
— Да, — подтверждает она.
Сообщает, что я несколько дней бродил по лесу.
Лиза угощает меня сигаретой с фильтром. Меня вдруг потянуло стать завзятым курильщиком, хоть я и небольшой охотник курить. Но надо же испробовать свои силы. «А может, лучше мне стать спортсменом?» — говорю я. Собственно говоря, теперь я могу заняться чем угодно. Может, заделаться киноактером? Она смеется.
— Кто же меня нашел?
— А
— Почему так?
Она снова замолкает. Есть, значит, в жизни Мартина Ферна тайны, которые еще рано ему открывать.
— Еще немного, и вы…
— Сыграл бы в ящик! Крышка Мартину Ферну!
— Почему вы все время говорите о Мартине Ферне в третьем лице?
— Я плохо знаком с этим субъектом!..
Она что-то еще говорит, но я не слушаю. Что-то про лето, на редкость жаркое в отличие от прошлогоднего, которое было весьма прохладным.
Я думаю о Мартине Ферне. Где-то во мне он сидит. Сидит и наводит на меня тоску.
— Вы чем-то огорчены? — спрашивает она.
— Да что вы, ничуть!
— А прежде вы часто подолгу бывали чем-то расстроены… Ну что ж, прощайте, у меня много дел!
— Не скучно вам здесь? — спрашиваю я.
— Кому скучно, мне?
Завзятый курильщик Мартин Ферн закуривает очередную сигарету. Ему наверняка вредно так много курить. Об этом ясно говорит ее взгляд. Наслаждаться надо в меру — табаком, женщинами и всем прочим.
— Вы из Копенгагена? — спрашиваю я.
Она утвердительно кивает.
— Не скучно вам в деревне?
— Но я же всегда могу поехать в Копенгаген, когда свободна!
Значит, санаторий расположен недалеко от столицы.
— Скажите, а жених у вас есть?
— А вам непременно надо знать!
— Да! Меня разбирает любопытство!
— Что же вы хотите знать?
— Сейчас скажу! Вчера из лодки на озере торчали две пары ног: одна пара принадлежала вам, другая — доктору Эббесену!..
— Вот вы какой стали сообразительный! Совсем не такой, как прежде!
— А какой я был прежде?
— Вроде заводной куклы…
— Или павловской собаки! Но ведь доктор Эббесен женат!
— Ну и что же из этого?
В голосе ее слышится холодок. Встав с кресла, она подходят к окошку и смотрит вниз, в парк. На фоне яркого света четко выделяется полная, упругая грудь.
— Ровно ничего! — отвечаю я.
— Для чего же вы все это говорите?
— Хотел бы я заглянуть в свое прошлое…
— Зачем вам это?
Она по-прежнему смотрит в окно. И Мартину Ферну чрезвычайно удобно ее разглядывать. Он мысленно раздевает девушку.
— Я хотел бы вами обладать! — говорит он.
Она оборачивается к нему.
— Послушайте, господин Ферн… Вы больны…
— Да, так считается!
— Вы не должны говорить такое!
Она гасит свой окурок о пепельницу. Потом бросает его в корзину.
— Наверно, я женолюб! — говорю я.
— Наверно, да, — отвечат она. — Как-то раз вы уже пытались ко мне приставать…
— Ну и как же вы поступили? Наверно, сказали: «Ах что вы, господин Ферн!»
— Казалось, вы вдруг что-то вспомнили. Это было на прошлой неделе!