Дату смерти изменить нельзя
Шрифт:
– Наш босс и ее странные приказы, – многозначительно произнес Шон.
– Плевать. – Отыскав старый добрый рок-н– ролл «Снова в СССР», Джул удовлетворенно засопел и откинулся на скрипучую спинку сиденья.
– А вот мне не плевать, Джул. Мне совсем не плевать. – Держась за руль, Шон наклонился, чтобы убавить громкость.
– Эта вчерашняя история с русским. Почему Лиззи осталась с ним? Держу пари, они провели ночь в одной постели. Теперь они воркуют, точно два голубка.
– Это был кошмарный
– Тебе то что? – зевнул Джул. – Лично я доволен, что они заключили союз. Этот чокнутый русский мог запросто отдать нас на растерзание палачам из подвалов КГБ. Он этого не сделал. Живи и радуйся.
Я снова в эс-эс-эс-эр, ты не представляешь, как я счастлив.
– Я живу и радуюсь, – мрачно сказал Шон. – Но это не помешало мне сделать звонок полковнику Кимберли.
– Я тоже сделал звонок, – кивнул Джул, – и тоже поделился своими соображениями с полковником. Пусть принимает решение. От нас больше ничего не зависит.
– Вот именно. Нас поставили дежурить в таком месте, где мы не имеем возможности контролировать ситуацию.
– А я не хочу контролировать ситуацию, – признался Джул, после чего с чувством подпел Полу Маккартни: – От украинок кругом голова, они мне всех милей.
– Впереди автобус, позади фургон. – Шон раздраженно вскрыл пакет с круассанами, выбрал самый пухлый и запихнул его в рот. – Плохой обзор, плохое предчувствие.
– Не напрягайся, парень. Нам велено ждать, мы ждем. Какие проблемы?
Снова в эс-эс, снова в эс-эс, снова в эс-эс-эс-эр.
– Вот возьмут нас русские за задницу, тогда узнаешь, какие проблемы. – Это было произнесено с такой желчной интонацией, словно Шон жевал не сладкие круассаны, а внутренности выпотрошенного тунца. – Лично мне моя задница дорога, очень дорога. – Он поерзал на сиденье, сопя и чавкая. – Я ношу ее при себе не первый год, так что успел привыкнуть к ней, как к неотъемлемой части своей персоны. Это добротная, чистая, безотказная американская задница, под которой кое-кто пытается развести огонь. Меня это беспокоит.
– Послушай, парень, – занервничал Джул. – Мне моя задница дорога не меньше, но я не афиширую это. Пока нам платят, мы должны честно выполнять свой долг, а не устраивать истерики. Сохраняй мужество. – Подавая пример, Джул скрестил руки на груди, топая ногой в такт зажигательному мотиву.
Увези меня к заснеженным горам,Папин покажи колхоз.Там на балалайкахпусть сыграют нам,Я растрогаюсь до слез.– Пусть сначала дадут разумную цену за мое мужество, – проворчал Шон, когда Пол Маккартни исчерпал запас поэтических образов и вновь перешел к рефрену. – Бесплатно ничего в этом мире не бывает.
Вообще-то Джул был того же мнения, но почему-то реплика напарника вызвала у него острый приступ неприязни.
– Почему бы тебе не начать жевать с закрытым ртом? – спросил он. – И не будешь ли ты так любезен прекратить облизывать пальцы во время еды?
– Оставь мои пальцы в покое, парень, – ощетинился Шон. – Я же не указываю тебе, что делать с твоими собственными.
Проследив за исчезновением очередного круассана во рту напарника, Джул убежденно произнес:
– Я бы никогда не рискнул прийти с тобой в приличное место. Никогда.
– Вот как?
– Именно так, парень.
– Могу я узнать, почему? – выпятил грудь Шон.
– А ты не догадываешься? – удивился Джул, манипулируя тумблером радиоприемника.
– Нет, не догадываюсь. – Шон злобно скомкал шуршащий пакет и выбросил его в окно.
– Потому что ты задница, ослиная задница, – пояснил Джул, отыскав еще одну рок-н-ролльную мелодию.
– Я задница?
– Да. Самовлюбленная, лишенная мужества и хороших манер задница. По правде говоря, я буду рад, когда наша совместная работа закончится.
– А уж я как буду рад! – откликнулся Шон, лихорадочно отыскивая известные ему оскорбления. Таковые почему-то вылетели из головы. В итоге он не придумал ничего лучше, чем воскликнуть с интонацией выведенного из себя бойскаута: – Видел бы ты себя, парень! Вот уж урод, так урод. Смотреть на тебя противно. Ты же надеваешь носки под сандалии на манер умственно отсталого тинейджера из Оклахомы.
– Зато, – парировал Джул, – я не чавкаю за едой, как эгоистичная чикагская свинья.
– Бла-бла-бла, – пренебрежительно скривился Шон. – Какие мы нежные! Ты взрослый мужчина с яйцами или утонченная девица?
– Беспокойся о своих собственных яйцах, вот что я тебе скажу, парень.
– Мои-то как раз в полном порядке.
Джул хотел было ответить на это колкостью, но внезапно обнаружил, что гнев, распиравший его все это время, куда-то подевался. Будто воздух из шарика выпустили. Словно по заказу, закончился и агрессивный музыкальный номер, сменившись тарабарщиной русского диджея.
Выключив приемник, Джул вздохнул и мрачно констатировал:
– Это все вчерашний стресс, дружище. Извини, что я сорвался.
– Мы оба сорвались, – произнес, помедлив, Шон. – Чертовски трудно контролировать себя, когда над головой занесен меч КГБ.
– Где же эта распроклятая сука, которая нас подставила? – тоскливо спросил высунувшийся из «Мазды» Джул.
Лиззи он не увидел, зато наткнулся взглядом на щуплого азиата, который сидел на корточках возле багажника автомобиля. Заметив, что на него смотрят, азиат проворно выпрямился и что-то сказал, демонстрируя монетки на грязной ладошке. Надо полагать, пояснял, что собирал с асфальта рассыпавшуюся мелочь.