Давай никому не скажем
Шрифт:
— А где вы живёте? Куда поедем?
Не успела я ответить «на Заводской» — соседняя с нашей улица, как Дина громко назвала — Туполева 5 «а».
— Туполева… — задумался Роман Алексеевич. — Это же…
— Серьёзно? Вы живёте в «бомжатнике»? — обернулся с переднего сиденья Набиев, и я была готова сквозь землю провалиться.
— Это временно, я… коплю на собственное жилье, — тихо прошептала я, опуская глаза.
— Ох*реть! — выругался Ян, за что получил подзатыльник от отца.
Я не видела в этот момент папашу, но была уверена, что при упоминании "бомжатника"
Для всех — там живут только люди второго сорта, отбросы социума. И вот он, солидный и уважаемый человек, везёт туда на своём новеньком авто двух нищенок.
— Даже не знал, что там всё ещё живут люди, — пропыхтел отец, силясь скрыть в голосе неприязнь. — Думал, что сейчас там что-то вроде ночлежки для бомжей… — осёкся, — …бездомных. Нужно что-то решать с этим зданием. Да, надо подумать.
Его слова — ироничные, с насмешкой, словно пощёчина, удар под дых, лишающий живительного кислорода. Такого унижения я не испытывала очень давно.
До самого дома мы ехали в полной тишине. Набиев иногда оборачивался, но я демонстративно отвернулась к окну, разглядывая грязные обочины и тёмные силуэты домов.
Теперь ему дома достанется из-за нас от папаши — как пить дать.
Его жест — помочь, подвезти до дома — очень меня тронул, я даже подумала, что не такой уж он и безнадёжный, но в то же время было ужасно неловко из-за сложившейся ситуации. Теперь все в колледже будут знать, где живёт новая англичанка — в притоне с алкашами и зэками. Просто чудесно.
Добравшись до подъезда, мы с Диной быстро вышли из машины и, сухо поблагодарив, забежали в пропахший ветхостью подъезд.
— Ну ничего себе! Вот это да! Никогда в жизни своей на такой тачке не ездила! Только у ворот администрации видела, да в кино. Ну вообще! Кому скажу — не поверят! — восторженно восклицала Дина, шурша старыми ботинками о протёртый дощатый пол.
Я не разделяла её восторга. Более того, чувствовала себя как никогда угнетённо, как будто в чан с дерьмом с головой окунули.
Часть 22. Ян
Ян
Обстановка за завтраком была напряжённой. Отец, нервно помешивая чай, громко стучал ложкой о края кружки и бросал хмурые взгляды исподлобья, демонстративно дуясь за вчерашнюю выходку.
— О чём ты думал? Ты специально это сделал, да? — кричал он, после того, как высадил у «бомжатника» нежеланных пассажиров. — Ты хоть знаешь, кто это?
— Конечно. Яна Альбертовна, наш новый преподаватель английского.
— Болван! Та, вторая — уборщица. Полотёрка! Я подвозил полотёрку, уму непостижимо! А если об этом станет известно? Какие слухи поползут, если она начнёт трепать об этом на каждом углу, ещё и перекрутит.
— Ты же в мэры метишь? Значит должен быть ближе к народу. Не кипишуй, бать.
На самом деле этот факт страшно повеселил.
Разумеется, я не знал, кто такая эта Дина, но то, что она оказалась уборщицей в администрации, только сыграло мне на руку. Лишний раз понервировать отца, вывести на эмоции — доставляло неимоверное удовольствие. Может, это плохо, и я должен чтить старших, брать пример с отца и всякое такое, но делать это совершенно не хотелось. Да и уважать его особо не за что.
Мать тоже бубнила всё утро, что не привёз заключение доктора и просто-напросто свалил из больницы.
— Со здоровьем не шутят! О чем ты вообще думаешь? Или считаешь, что всегда будешь таким молодым, красивым и полным сил? А ты куда смотрел? — раздражённо бросила в сторону отца, но тот лишь надулся ещё сильнее, остервенело вгрызаясь в котлету по-киевски.
Покушать отец любил, и ничто — ни проблемы на работе, ни ядерная война, не могли испортить его отменный аппетит.
— Всё нормально, ма, и прекрати надумывать всякие кошмары. Мне уже гораздо лучше.
На счёт лучше я, мягко говоря, приврал. Голова болела не меньше чем вчера, к носу не прикоснуться. Вдобавок ко всему под глазами расплылись два знатных фофана. Мать выдала утром упаковку таблеток и два тюбика мази, а я, выслушав подробную лекцию как, что и за чем использовать, положил лекарства на полку в ванной, и конечно благополучно о них забыл. Надо бы подняться и анальгин всё-таки принять…
— Это сейчас всё обошлось, тьфу-тьфу-тьфу, а могло бы быть всё гораздо хуже! Ты абсолютно безответственный и ни грамма не думаешь о последствиях! И в кого ты такой? — завела она вчерашнюю шарманку, намазывая на ломтик хлеба толстый слой сливочного масла. — Чтобы впредь избежать подобных неприятностей, нужно больше времени учёбе уделять, и поменьше шляться по подворотням. Эти мальчики, — твои так называемые друзья… они же все непонятно из каких семей. Вот Стас Горшков, кто его родители?
При упоминании Горшка Карина оторвала взгляд от пёстрого журнала, и полностью обратилась в слух.
— Отец слесарь, вроде бы, мать… не знаю. На заводе работает, по-моему. Разве это имеет какое-то значение?
— Конечно имеет! Основу основ ребёнок черпает именно дома, а только потом уже нахватывается от товарищей!
— Если следовать твоей логике, нормальным человеком мне стать не светит.
— Закрой рот! — заревел отец, ударив кулаком по столу. — Ещё одна дурацкая выходка с твоей стороны, матерное слово или если я ещё один раз услышу подобное умозаключение — этот кулак прилетит тебе по лбу! А ещё лучше — возьму ремень и выпорю! Нас с братом до института секли, и ничего, достойными людьми выросли.
— Вот видишь, мама — снова основ, — развёл руками, намеренно играя с огнём. — Ну а мерило достоинства у каждого своё, папа.
Глаза отца налились кровью, даже жевать перестал.
— Нет, Нонна, ты слышала, что он себе позволяет? Это всё твоё воспитание! Всё детство в попу дула, а теперь на, получай.
— Ян! Рома! Как же мне надоели эти ваши непрекращающиеся ссоры, — поставив локти на стол, мать опустила голову и принялась массировать виски. — В общем так, — немного подумав, решительно ударила ладонями по столу и выпрямила спину. — Мы тут с папой поразмышляли — надо тебе заняться делом, глядишь, втянешься, меньше времени на глупости будет оставаться. Мы уже выбрали чем заняться, можешь не благодарить.