Делай, что должно. Легенды не умирают
Шрифт:
Яр как-то замолчал, сбился. Кречет приоткрыл глаза — какой тут спать, когда такое слушаешь. Потянулся за книгой — Яр сунул её, почти не глядя, почти выронил, так что еле удалось поймать и поднести поближе, взглянуть, что там такое.
Под ровными строчками уже знакомого почерка другим, острым и четким, было написано: «И не надо, рысенок».
На руку Кречету упала горячая-горячая капля. И оставалось только отложить книгу, сгрести Яра в меру слабых сил, прижать к себе и гладить по вздрагивающим плечам. Понимать так же, как Аэно: вот этот мальчик недавно потерял. Потерял мать, пусть она и осталась живой и здоровой, но
— Не надо, Яр. Не плачь.
— Я не плачу, так, просто… Извини, как-то… когда читал сам, было не так… — Яр шмыгнул носом. — Надо было брать двадцать девятый том, правда.
— Надо тебе уроки делать, — фыркнул Кречет. — Не сделаешь — не высвободишь себе завтрашний день, а я уверен: и отец тебе подарок пришлет, и нехо Аилис, пусть на Совет и уехал, что-нибудь да приготовил. Хочешь, по секрету скажу?
— Нет, не надо. Пусть будет неожиданно, — Яр бледно улыбнулся и сел. — Ты прав, надо засесть за книги. Тебе ничего не нужно, пока я не нырнул в дебри задач?
— Побурчи их вслух? — Кречет невольно рассмеялся, тихо — громко не получалось, лег поудобней, заворачиваясь в одеяло. — Когда проговариваешь все эти формулы — они у тебя как наговор получаются, вот честное слово.
— Ла-а-адно, — подросток улыбнулся живее, ярче. — Закрывай глаза, буду тебя присыплять.
Он и в самом деле иногда бормотал себе под нос ход решения примеров и задач, но раньше не замечал, чтоб это обладало снотворным эффектом. Не стал сильно отвлекаться на наблюдения и сегодня, хотя краем глаза и поглядывал на Кречета.
Тот свернулся клубком и действительно вслушивался в неразборчивое бормотание. Голос Яра успокаивал — читай он хоть дневники предка, хоть задачник. Отгонял мысли о том, что с его собственным огнем, кажется, что-то не так. О том, что неясно, как дальше быть: в круге в обморок упал, непонятно с чего, напугал всех, теперь лежит вот. О том, что сколько ни бился — не смог придать огню никакой формы, хотя у Динка с сестренками их кошаки уже давным-давно получаются, вчера приносили, обкладывали, чтобы грели…
Постепенно отдалился и утих голос, растворились в успокаивающей тишине мысли. Смутные образы мелькали во сне, не давая себя поймать и рассмотреть, только смазанные детали: длинный пушистый хвост, чем-то схожий с барсьим; уши — почему-то с кисточками; жесткие перья — с переливами огня, словно с узорами на крыльях кречета. И — главное, странное, не отпускавшее весь сон: глаза. Изменчивые глаза, то с круглым птичьим зрачком, и сами круглые, птичьи, то вытягивающиеся, в щетке ресниц, словно в опушке — кошачьи. Эти глаза проникновенно заглядывали в душу, словно просили: ну, давай же, просто позови меня по имени!
Но никакого имени Кречет не знал, а потому ворочался, сбивая одеяло.
***
На следующий день Яр утром только вдохнул: никого. В смысле, никого рядом. Дома в день рождения его всегда будил отец, приносил подарок. И не в подарке ведь дело — просто тоскливо и одиноко. И в школу надо идти, а там Кэлхо, и как ей в глаза смотреть — непонятно. Глупый неотесанный равнинник, ну ведь читал же дневники, а не додумался!
Еще стыднее и почему-то теплее стало, когда увиделись, и она, смущенно улыбнувшись, протянула горшочек с медом. Тем самым, белым, до которого Яр оказался большим охотником.
— Спасибо, ясо, — пробормотал он, принимая подарок. Ведь подарок же?
— С днем рождения, Яр. Пойдем скорее, а то за опоздание наставница Инмая снова у доски заставит решать.
Кэлхо терпеть не могла выходить к доске на уроке. В любое другое время — да хоть десять раз, и счетная наука давалась ей легко, объяснить одноклассникам пример, решив его на доске на перемене — проще простого. А вот когда наставница Инмая вызывала на уроке, Кэлхо просто терялась.
Яр подхватил ее под руку и побежал к классу, подставлять подругу ему очень не хотелось. В итоге к доске вызвали его и никакого спуску не дали. Хотя наставница знала — уже отпуская учеников по домам, улыбнулась Яру, поздравила.
— Но смотри, чтобы домашнее задание было сделано в срок!
Он только кивнул: да будто у него может не хватить времени! Целый день впереди, поди еще найди, чем занять, когда все задачки прорешаешь. Хотя он знал, чем: надо сбегать в Эфар-танн и взять дневники для Кречета. Лучше он снова три последних тома перечитает. И вообще, с каждым новым дневником Аэно в его сознании взрослел и становился… нет, не дальше или непонятнее, но именно что взрослее. Из друга и почти ровесника превращался в наставника и учителя. Иногда Яру хотелось отложить чтение, сперва повзрослеть, снова стать ровесником того, воображаемого Аэньи, чтобы понимать его полностью, а не откладывать в памяти: это я пойму позже. Но, может не стоит торопиться? Так зато будет возможность перечитать дневники позже, с новым пониманием, уже ко времени и к месту. Хотя они всегда к месту…
— Вот ты где! — с двух сторон подхватили под руки, потащили куда-то с довольным мявом:
— А мы тебя всюду ищем!
— Ну да, целого нехина потеряли!
— Да какой я вам… — попытался возмутиться Яр, но разве же от сестричек отобьешься? Впрочем, он почти привык к тому, что эфараан считали его то ли еще одним сыном нехо Аилиса, то ли близким родичем, называя «нехин Аэньяр» в глаза и за глаза. Наверное, это из-за схожести с Аэньей, вот и приняли за своего.
Сестрички тащили его к замку, почему-то кружным путем, по узеньким, но старательно расчищенным от снега улочкам Иннуата, болтали без умолку, обвиняя во всем и разом: в пропаже, в том, что встрепанный, и в том, что одет неподобающе, и вообще, вот сейчас как дотащат и засунут в ванную, чтобы неповадно было! Зато пото-о-ом!..
— А что потом-то?! — почти взвыл Яр, но вырываться и не подумал, торопливо перебирая ногами. — Потом мне уроки учить надо! И как я вам должен был одеться? Эй! Тина! Айка! Ответите вы, или нет?! И Кречет — вы хоть его-то покормили, Кошки?
— Покормили-покормили…
— …молоком напоили…
— …и спать уложили! Да шевелись же, Яр, тебя все действительно ждут!
— Все?
— Все-все! Давай, жеребячья душа, ноги длинные, шевели ими пошустрее!
Под этот заполошный мяв дорога до Эфар-танна оказалась какой-то почти неприлично-короткой. Он всегда останавливался на полпути и любовался замком — зрелище не приедалось. Сейчас и поглядеть не дали, более того, в комнату привели и в ванную впихнули, как обещали.